плавании я приложу к расчету. Аванс сможете получить завтра же.
Спустя полчаса Илмар Крисон сошел на берег. На нем был синий, сшитый в Англии костюм и новый макинтош, и в руке он держал легкую бамбуковую трость. Узел черного галстука украшал золотой якорек, а из нагрудного кармана торчал пестрый шелковый платочек с американским флагом на уголке. Таково было требование моряцкой моды, так же как и жесткая соломенная шляпа и цепочка карманных часов с брелоком в виде миниатюрного золотого штурвальчика.
Он крикнул извозчика и велел ехать в центр города, толком пока не зная, куда направиться в первую очередь. Было еще рано, чуть более пополудни. Анды может не быть дома. А что если завернуть к Цвалиню или Мору, — там он встретит кое-кого из однокашников, если только все не ушли в море. Эту мысль он тотчас отбросил; от друзей быстро не отделаешься, а он хотел вечером быть свободен, сегодняшний вечер принадлежит ему и Анде.
У биржи Илмар отпустил извозчика. Медленно пошел к Бастионной горке. Мальчишки-газетчики громко выкрикивали названия свежих газет. Илмар вспомнил, что последний раз читал газету месяц назад, и купил несколько номеров. Он присел на скамью на берегу канала и стал просматривать, о чем пишут. Странное это ощущение — за долгое отсутствие утратить целостное представление о событиях и их развитии и потом вдруг с какой-то новой точки вновь начать рассматривать эту родную, знакомую жизнь со всеми ее перипетиями. Каждая мелочь кажется значительной и интересной, предельно знакомой и в то же время новой — все предметы сызнова обретают свой характерный аромат, который ты постепенно перестаешь замечать, привыкая к нему. Илмар впервые переживал такое. Но ему не удалось насладиться этими ощущениями вдосталь. По правде говоря, до услады дело вообще не дошло, потому что вторая страница внезапно отбросила его в прошлое так резко, что он не успел даже окинуть мысленным взором нынешнюю жизнь своей родины. Газеты остались не прочитанными, до Анды он так и не дошел, а старые друзья по училищу и по корабельной службе напрасно ожидали его и на следующий и на третий день. Илмар Крисон вновь включился в цепь роковых взаимосвязей, и волей-неволей ему пришлось двигаться и действовать в соответствии с движениями и действиями этой цепи.
Крупным шрифтом (как это принято неподобных случаях) через всю страницу чернел заголовок:
И сразу под ним:
Далее следовал отчет о вчерашнем судебном заседании, из которого Илмар узнал следующее: год назад, весной тысяча девятьсот девятого года в Риге на улице был застрелен барон А., возвращавшийся к себе домой с заседания Видземского ландтага. Целый год тайная полиция безрезультатно вела розыск преступника, и преступление уже было признано нераскрытым. В конце концов, счастливый случай (какой именно, газета умолчала) помог следствию — и Вийуп попался. В момент ареста при нем обнаружены несомненные доказательства вины не только в упомянутом преступлении, но и в том, что Вийуп готовился к покушению, которое должно было совершиться нынешним летом. (В июле царя ожидали в Риге.) На допросе Вийуп чистосердечно признался в том, что застрелил барона А., но категорически отрицал какие бы то ни было террористические замыслы. В ходе судебного расследования выяснилось, что Вийуп; действовал не один, а в сговоре с некой тайной организацией, на след которой полиция якобы уже напала, но которую пока не удалось раскрыть, так как Вийуп упорно отрицает версию о сообщниках. Прокурор потребовал высшей меры наказания.
Вот и все. Обвинение основывалось на каких-то найденных у Вийупа бумагах и на свидетельских показаниях нескольких служащих. Но поскольку Вийуп сам признал свою виновность, дело посчитали доказанным и никаких иных свидетельств не требовалось.
Илмар засунул газеты в карманы макинтоша и направился в Окружной суд. Теперь ему стало понятно, почему Вийуп не ответил на его последнее письмо и почему друзья не пришли встречать «Андромеду». Новость его потрясла. Вийупа он знал с детства, они вместе учились в приходской школе. Еще больше сблизила их трагедия, которую оба пережили в тысяча девятьсот пятом году — и у Роберта, и у Илмара расстреляли отца. И виновен в этом был барон А. В ту пору Илмар окончил подготовительный курс мореходной школы, а Вийуп ходил в реальное. У них были близкие друзья, в душе которых пылала такая же ненависть к царским казакам, как и у Илмара Крисона и Роберта Вийупа. У Савелиса каратели расстреляли брата и спалили дом, у Цауны убили отца, а самого едва не запороли насмерть в помещичьей усадьбе, и с тех пор парнишка начал чахнуть; но еще трагичней сложилась судьба их пятого товарища — Леона Руйги: двух его братьев казаки застрелили, деда запороли до смерти нагайками, а дом сожгли. Было вполне естественно, что они, пятеро младших потомков в своих семьях, нашли друг друга, и общая боль, общая ненависть сплотила их. Выросшие в одной волости, объединенные одной судьбой, они скрепили свой союз клятвой Ганнибала: «До самой смерти мы останемся врагами наших угнетателей! Всю свою жизнь мы посвятим борьбе с ними, отомстим за кровь наших отцов и братьев, и покуда хоть один чужеземец будет сидеть на шее нашего народа и высасывать из него жизнь, мы не прекратим своей борьбы».
Так образовался их кружок. О нем не должна была знать и не знала ни одна душа. У кружка не было никакого статута, не было определенного плана действий. Статутом для них была их общая ненависть. Целью — расплата за все обиды. Казачьи сотни, свершив гнусное дело насилия и расправы, убрались назад в свои степные станицы, а тут остались те, кто их призвал, — непосредственные и главные угнетатели народа, люди с крючковатыми носами и огромными кадыками, чьи охотничьи шляпы были украшены петушиными перьями. Одним из них, самым заклятым врагом этих пятерых и был барон А. После кровавых оргий пятого года он отбыл за границу отдохнуть от тяжких трудов на благо культуры и во славу своего племени да еще для того, чтобы спасти свою шкуру. Несколько лет он прожил в Германии, пока не распался отряд лесных братьев и истерзанный народ не начал забывать причиненное ему зло, после чего барон вернулся в край своего благоденствия. Но он фатально просчитался. Ничто не было забыто, и если большинство, казалось, успокоилось, то в груди некоторых еще горел неугасимый пламень ненависти. Барон А. не поехал в свою латифундию на севере Видземе, однако старый немецкий бог не смог защитить его даже за толстыми стенами Риги, и пуля Роберта Вийупа подвела итог его деяниям. Итог закономерный.
Но как случилось, что Вийупа арестовали? Если его не схватили на месте преступления и полиция целый год тщетно пыталась напасть на след убийцы, то ясно, что найти его было уже невозможно. Единственными, кто мог что-то знать или догадываться о роли Вийупа в этом деле, были Илмар, Савелис, Цауна и Руйга. Но все они были связаны клятвой Ганнибала и памятью общих обид. Подумать о том, что кто-то из них стал предателем, было немыслимо, — скорей уж земля начнет вертеться в другую сторону. Сам Вийуп был в высшей степени уравновешенным и осторожным человеком, чтобы в чем-нибудь допустить промах. Он вел почти затворническую жизнь, знакомых у него было мало, словоохотливостью не отличался и слыл убежденным противником алкоголя, — так что проговориться во хмелю он тоже не мог.
И тем не менее лишь предательство могло навести на него жандармов. Чем дольше Илмар размышлял об этом деле, тем тверже становилась его убежденность в том, что в судьбе Вийупа замешан неведомый иуда.
Утрата надежного друга — большое горе, но оно же и не позволяет впадать в сентиментальность. Судьба Вийупа, как бы ни была трагична, не давала права предаваться отчаянию. Нет — она звала к действию, она повелевала искать и отомстить. Слёзы не помогут, надо действовать справедливо и беспощадно.
С такими мыслями Илмар вошел в здание Окружного суда. Он спешил — хотел услышать обвинительное заключение, быть может в нем окажется намек, в каком направлении искать виновного — чужого, неведомого, того, кто теперь стал главным во всем этом деле. Вийупа уже не спасти, спасти можно истину, и сделать это призван Илмар Крисон. В этом у него сомнения не было.
Зал суда был заполнен публикой. Царила такая тишина, что из боязни ее нарушить, Илмар не решался пройти и сесть на свободное место — кое-где они были — и продолжал стоять около входа. Однако ему все же не удалось скрыть своего появления. Прикрыв дверь и обведя взглядом зал, он заметил, что сидящий в средних рядах человек обернулся к входной двери. Это был Цауна. Илмар слегка кивнул ему в знак приветствия, но Цауна в замешательстве отвернулся, не ответив на кивок.
«Наверно, за эти годы я так изменился, что и друзья не узнают…» — подумал Илмар.
