Перейдя мост, партизаны рассыпались цепью. Часть из них вдоль берега реки зашла в тыл зданию суда, остальные двинулись через площадь для лобовой атаки окружаемых зданий. Но им не удалось подойти вплотную к домам, их заметили часовые у тюрьмы и здания суда.
— Стой! Кто идет? — одновременно раздались окрики двух часовых.
В ответ прогремело несколько выстрелов. После этого одна ручная граната влетела в окно здания суда, вторая разорвалась у входных дверей.
— Вперед, в штыки! — крикнул Карл, и партизаны, прижавшиеся было к земле, пока над ними пролетали осколки гранат, вскочили и бросились в атаку.
Парадную дверь здания суда развалили ручной гранатой, внутренние двери разбили прикладами винтовок. Кавалеристы, захваченные врасплох, спросонок даже не пытались сопротивляться и поспешили к конюшням. Толкая друг друга, они через окна и двери выбирались во двор, жалкие, испуганные, в нижнем белье. Но двор был окружен, и из соседних загонов навстречу им сверкал огонь противника. Это была короткая, беспощадная борьба. Лишь несколько часовых, охранявших конюшню, успели вскочить на коней и вырваться на улицу. Отделение пехоты, расположившееся в соседнем доме, без единого выстрела бросилось бежать на окраину села.
Тогда в конце улицы, куда устремились беглецы, затрещал пулемет, из боковых улиц и палисадников засвистели пули — колчаковцам везде был отрезан путь и тем самым решена судьба ануйского гарнизона.
На рассвете партизаны собрались на базарной площади у здания суда. Их отряд вырос на тридцать человек — столько арестантов находилось в тюрьме. Эти люди, спасенные от верной смерти, не захотели возвращаться в свои деревни и примкнули к Черняеву. Партизаны приобрели изрядное пополнение боеприпасов, новое оружие, двадцать кавалерийских лошадей, несколько возов с продовольствием и полевую кухню.
Черняев созвал жителей села и приказал немедленно уничтожить виселицы.
— Следовало бы сжечь дотла ваше село за все те зверства, которые вы допустили у себя! — сказал он им. — Но среди вас есть и порядочные люди, поэтому мы села не тронем. Если же вы в дальнейшем допустите сюда колчаковских палачей, пощады не ждите. Камня на камне не оставим. Запомните!
Сразу же после собрания партизаны возвратились в тайгу.
Весть об успехах партизанского отряда Черняева быстро облетела весь округ. Со всех сторон потянулись к нему группы новых борцов — подвергшиеся преследованиям крестьяне и дезертиры из армии Колчака со всем оружием. Однажды даже сдалась целая рота солдат, присланная в тайгу ловить партизан. Партизанский отряд быстро рос, становился грозным соединением, с которым приходилось считаться карательным отрядам колчаковцев и маленьким притаежным гарнизонам. Время от времени черняевцы отправлялись в смелые походы, проникали далеко в глубь степи и застигали врасплох воинские подразделения противника, после чего исчезали в тайге и, недоступные могуществу белого адмирала, царили в своих горных гнездах, вселяя в сердца людей уверенность в скором возвращении свободы.
Глава седьмая
У Эрнеста Зитара было все необходимое для настоящего золотоискателя: карта, кайло, лопата, лоток для промывки песка, сухари, две здоровые руки и большое корыстолюбие. Вооруженный таким снаряжением и свойствами характера, он смело отправился в глубь тайги, и, пока дорога вела по протоптанным тропинкам, его мужество было непоколебимо. Он надеялся на свою сноровку, верил рассказам Битениека и маленьким черным точкам на карте. Золото! Тайные сокровища — ключ к радости и богатству! Какая еще работа так хорошо окупается, как работа золотоискателя? Ты выходишь из дому, гуляешь какой-нибудь месяц и за это получаешь столько желтого песка, сколько можешь унести. Сколько это будет составлять в переводе на деньги? Эрнест старался подсчитать, но не мог установить точной стоимости. А что, если рассыпать золото в два мешка, — один нести на спине, а другой на груди, — тогда бы он мог снести четыре пуда. А можно сделать иначе: в каждый мешок насыпать по берковцу [4], отнести мешок на какое-то расстояние, а затем вернуться за другим. Когда до дома останется верст двадцать, запрятать мешки, сходить за лошадью и в один прием свезти домой все золото. Если поиски увенчаются успехом, такую экспедицию можно завершить за один месяц. До наступления осени Эрнест проделал бы это еще раза два, и тогда можно спокойно жить.
Человек, обладающий таким состоянием, безусловно, не станет прозябать в сибирской тайге. Что ему здесь делать? Нет, он поедет по железной дороге во Владивосток, там пересядет на пароход и отправится в Америку. В Сан-Франциско купит полдюжины костюмов, оденется, как барин, и будет кататься в автомобиле. А здесь, в Сибири, он натянет Карлу нос — отнимет у него Сармите. Да, это самая первая и главная задача, ибо Сармите нравилась Эрнесту больше, чем шесть костюмов. Он сразу ослепит девушку блеском своего богатства. Карл рядом с ним будет выглядеть совсем сереньким и жалким. Что он собой представляет, с тех пор как ему нельзя носить офицерский мундир? Простой парень с пустым карманом, каких много среди беженцев. Он, конечно, будет сердиться на Эрнеста и постарается расстроить его планы, но из этого ничего не получится: они с Сармите уедут тайком и из Сан-Франциско пошлют письмо, может быть, немного денег, чтобы поднять настроение лесных жителей.
Так шел он, мечтая и подсчитывая. По временам его грезы нарушали тучи комаров или слепней, беспощадно жаливших одинокого путника и вызывавших в нем глухую злобу. Ему пришлось повязать голову платком и разгонять маленьких тиранов густой еловой веткой.
До Тамалги, если идти напрямик, около шестидесяти верст — день хорошей ходьбы. Эрнест знал, каким трудным будет путь через вековой лес, если идти без тропинки, поэтому он избрал окольную дорогу, которая была вдвое длиннее, — поближе к селениям и улусам алтайцев на берегах рек. Два, самое большое три дня — и Эрнест доберется до высокой горы и недели две сможет жить в одиночестве, копаясь в земле и промывая речной песок.
Весь первый день он шел по лесу, не встретив ни души. Вечером дорога свернула в долину реки, дальше она тянулась по заросшему кустарником берегу в гору, может быть, даже на Тамалгу, из снегов и льдов которой образовалась эта незнакомая река. Перед заходом солнца Эрнест подошел к старому деревянному мосту и на противоположном берегу увидел несколько домишек. Это было маленькое алтайское селение — улус Козункол.
Эрнест снял с головы платок и свернул в улус поискать ночлега.
Здесь было не больше двадцати домов, простых, маленьких, построенных из неотесанных бревен. Около жилых домов не виднелось никаких хозяйственных построек. Обширные загоны, обнесенные изгородями, говорили о том, что население улуса занимается скотоводством. У дверей стояли небрежно брошенные телеги, и первыми путника встретили лохматые собаки.
Отбиваясь от них, Эрнест прошел мимо нескольких домов, тщетно ожидая, что кто-нибудь выйдет унять озлобленных псов. Правда, кое-где в маленьких оконцах появлялись любопытные лица, но, когда Эрнест, приветствуя их, кивал головой, они моментально исчезали.
— Ну и народ… — рассердился он и наконец свернул к одному из домов. На его стук никто не ответил. Подергав ручку двери, Эрнест убедился, что она заперта. Нечего делать — пошел дальше. То же ожидало его во втором, в третьем и в четвертом доме. Наконец, одну из дверей он нашел незапертой и, не ожидая приглашения, вошел. В лицо пахнуло какой-то кислятиной и незнакомым сладковатым запахом. На полу маленькой комнаты валялись шкуры домашних животных и зверей; один угол был отгорожен черной завесой, в другом на кедровой скамейке сидела с веретеном в руках старая алтайка и пряла шерсть. Оголив во всю длину левую ногу, она катала веретено по голому бедру, выполняя одновременно обязанности пряхи и прялки. Это так заинтересовало Эрнеста, что он забыл поздороваться и не обратил внимания на остальных обитателей дома. Его отвлек какой-то булькающий звук. Эрнест повернулся и увидел средних лет смуглого мужчину в лоснящейся ватной одежде. Он сидел, по восточному обычаю, на полу, скрестив под собой ноги, и сосал трубку. В двух шагах от него у топившейся печки стояла на коленях молодая женщина и
