— А не кажется ли тебе странным, что ты, младшая, даешь мне советы?
— Тебя это оскорбляет?
— Нисколько. Ну, а если я стану тебя поучать, тебе это понравится?
— Мне кажется, что я не слишком заносчива.
— Это верно. Иначе ты бы не сидела здесь и не разговаривала со мной. В сущности, кто я такой? Ни в голове, ни в кармане ничего нет. Дорогая барышня Ремесис, вы мне оказываете большую честь, расходуя свое драгоценное время.
— Я сейчас же уйду, если ты будешь дурачиться.
Они расхохотались, и серьезное настроение вернулось к ним не сразу.
— Скоро я опять уеду, — заговорила Марта.
— И до рождества я тебя не увижу, — в тон продолжил Янка. — С кем же я тогда буду говорить и… Здесь, в самом деле, смертельная скука будет.
— Но ты ведь сам этого хочешь.
Он долго смотрел на Марту, и, когда вновь заговорил, голос его был совершенно спокойным, но губы нервно дрожали:
— Что же мне еще остается?
— Поезжай и ты, в Риге места хватит.
— А что я там буду делать? Только армию безработных увеличу на одного человека. У тебя дело другое, ты кем-то будешь, а я…
— Ты тоже можешь, но не хочешь. И знаешь что, я, пожалуй, хотела бы, чтоб ты был пьян. Тогда ты более откровенен.
Янка покраснел, вспомнив свое поведение в парке. Наверное, все-таки он тогда наболтал лишнее. И он поспешил переменить тему разговора.
— Я слышал, ты окончила среднюю школу. Теперь ты едешь работать или учиться?
— Я буду учиться в университете.
— Хорошо! Ты когда-нибудь действительно станешь человеком.
— Нет, ты не переводи разговор на другое. Лучше ответь мне: ты на самом деле думаешь на всю жизнь остаться простым рабочим?
— Да, Марта, я так решил.
— Но почему? Только чуточку усилий — и ты выберешься. Ведь ты окончил прогимназию. Года за два ты кончил бы вечернюю среднюю школу и мог бы учиться в высшем учебном заведении; поступил бы на подходящую работу и занял в обществе то положение, какое тебе по праву принадлежит. Для теперешней твоей работы ты слишком интеллигентен. Ты можешь подражать теперешним твоим товарищам, но таким, как они, никогда не станешь, а впоследствии почувствуешь большую горечь за неудавшуюся жизнь. Не смейся над природой. Она тебе дала много такого, чего нет у других, и ты не имеешь права отталкивать ее дары.
— Странно ты рассуждаешь, Марта. Не всем же иметь высшее образование, кому-то надо взять на свои плечи и грубую, тяжелую работу. И того, кто это делает, нельзя презирать. Если избранные нас презирают, это значит — они неправильно понимают законы жизни, переоценивают себя.
— И ты думаешь, многие поймут и оценят твой героизм? — грустно улыбнулась Марта.
— Достаточно, если я сам понимаю. Это для меня большое удовлетворение.
— Если все так, как ты говоришь, почему у тебя сегодня на руках эти замшевые перчатки? У других я таких не видела.
— Мальчишеская затея, чужое влияние, — сказал Янка. — Хорошо, что ты мне напомнила об этих перчатках. Я никогда больше не совершу такой глупости.
Он снял перчатки, скомкал их, хотел закинуть, но потом раздумал и сунул в карман:
— Скоро начнется копка картофеля. Они пригодятся какой-нибудь копальщице. Осенью земля холодная и грязная.
Марта смущенно поднялась:
— Уже поздно. Пока я доберусь домой…
Янка проводил ее до аллеи Ремесисов. Солнце давно село, густые сумерки окутали землю.
— А вот то, что я тебе хотела передать, — сказала Марта. — По правде говоря, после того, что я услышала сегодня, я сомневаюсь, понравится ли тебе…
— Что бы это ни было, мне оно очень, очень понравится, — сказал Янка, принимая тоненький пакетик (Марта весь вечер прятала его на груди). — Потому что ты хорошая и иногда думаешь обо мне.
Они расстались, не сговорившись о новой встрече.
Дома Янка зажег свечу и развязал подарок Марты. Это был маленький альбом для стихов. На первом листке было написано рукой Марты: «Когда ты заполнишь эти листки своими (только своими!) стихами, позволь мне их прочесть. Недолго придется ждать, не правда ли?..»
«Поздно, мой светлый друг, — думал Янка. — Я больше не умею петь, мой голос стал грубым и резким от морских соленых ветров… Тебе придется долго ждать…»
Наутро Янка натянул на ноги тяжелые рыбацкие сапоги и отправился на карбас. Дни потекли, как прежде, неудачи чередовались с богатыми уловами, за штормом следовал штиль. Если ветер дул с запада, лил дождь и вода поднималась до подножия дюн. Промокшие до костей, в сапогах, доверху полных воды, работали рыбаки. Непогода пригоняла к берегу большие стада лососей. После каждого улова рыбаки согревались водкой и спешили обратно в море. Если дул восточный ветер, море успокаивалось, но вода была холодна как лед. Тогда рыбаки негнущимися пальцами зацепляли пояса за веревки невода и до тех пор хлопали себя руками по бокам, пока в кончиках пальцев не начинало болезненно покалывать. Потом руки уже не мерзли, а горели. Перчатки на этой работе мешали. Летний загар сменила краснота медного оттенка, густая, темная, как закатное солнце.
Вечерами Янка настолько уставал, что не в силах был сходить в лавку, позаботиться об ужине. Затопив печь и развесив мокрую одежду, он закусывал тем, что оказывалось под рукой, и ложился спать. Пока топилась печь, можно было прочесть газету — книг он не брал в руки с весны. Это была дикая, первобытная жизнь. Тело она укрепляла, но дух дремал. Мускулы стали большими и твердыми как камни, бицепсы распирали швы на рукавах старого пиджака. Какая от всего этого польза? Какой смысл в том, что ты одним взмахом можешь сломать лопасть большого весла, что у тебя волчий аппетит и спишь ты без сновидений? Может быть, хорошо только одно, что такая жизнь очищает человека, делает естественнее его чувства и желания. В субботу вечером пришла Миците и отдала Янке обещанный подарок. Это была красивая трость с серебряной монограммой. Монограмма стоила больше, чем сама трость.
— Спасибо, — сказал Ямка. — Она мне очень пригодится.
— Марта завтра уезжает в Ригу, — сказала Миците. — Я поеду позже. Если хочешь с ней встретиться, пойдем со мной — она вечером будет у меня.
— А если она не хочет меня видеть? — спросил Янка.
— Ну, в этом-то я кое-как разбираюсь. Зачем же она третьего дня гуляла здесь по дороге? Наша работница видела ее… Если думаешь идти, собирайся. Я спешу, может быть, Марта уже ждет меня.
— Я… не пойду.
— Почему? Она же тебя интересует.
— Меня многое интересует, но из-за этого не стоит быть смешным.
— Если ты не пойдешь, у меня будут неприятности.
— Какие же?
— Я не могу тебе этого сказать. Но если ты обещаешь не проболтаться…
— Хорошо, не проболтаюсь.
— Марта хочет с тобой встретиться. Она просила устроить так, будто встреча произошла нечаянно. Ты ведь понимаешь, девушке это неудобно. На этот раз прояви активность, и вам обоим будет хорошо. А я выполню ее поручение.
— В трактир я все-таки не могу идти. Это уже не будет случайностью.
— Тогда встречай нас попозже на дороге. Я провожу Марту до столба на перекрестке, и там мы «нечаянно» встретимся. Сделай вид, что идешь ко мне что-то передать, ну, например, книгу, что ли. Я сразу
