Петер Менгелис обходил собравшихся с подносом и собирал пожертвования. После этого брат Теодор стал рассказывать, как трудно приходится миссионерам и в своей стране: на все нужны деньги, большие деньги, без денег ничего нельзя начать. И еще раз Петер Менгелис обошел собравшихся с подносом. Но брат Теодор дал понять, что это еще не все. Только на днях вышло несколько новых книг, где ясно и понятно рассказано, что произойдет в Судный день и по каким знамениям можно будет вычислить срок его наступления. Это «Ключи тысячелетнего царства мира», хороший перевод сборника проповедей Сперджена и другие полезные издания…
Развернулась бойкая торговля. Казалось, что за стеной разложил товары коробейник.
Оскар больше не слушал. Усталый и безразличный ко всему, он ждал, когда появится кто-нибудь из хозяев, хотя трудно было рассчитывать, что собрание кончится скоро. Снова раздалось песнопение. Тогда в кухню вошел шестилетний первенец хозяев — Янит. Он хотел пить и искал ведро. Напившись, он заметил Оскара и, немного дичась, подошел к нему.
— Дядя Оскар, ты тоже пришел петь? — спросил мальчик. — А мы скоро кончим, тебе надо было прийти пораньше.
— А мама тоже поет? — поинтересовался Оскар.
— Да, мама и меня научила, я знаю уже два стишка. Я тоже сейчас пел.
— Какой ты молодчина. Жалко, что у меня нет с собой конфет.
Янит с любопытством разглядывал дядю.
— Ты не можешь позвать сюда маму? — спросил Оскар. — Скажи ей, что дядя Оскар пришел. Только тихо скажи, чтобы другие не слышали.
— И папа чтобы не слышал?
— Папу тоже позови.
Мальчик выскользнул за дверь. Не прошло и минуты, как в кухню торопливо вошла Ольга.
— В чем дело, Оскар? — спросила она, не поздоровавшись. — Не случилось ли какого несчастья?
Появление брата в такой поздний час ее сильно встревожило.
— Нет, ничего особенного не случилось.
Сестра успокоилась, но теперь в ней заговорило любопытство.
— Ты ведь неспроста пришел?
— Я пришел, чтобы остаться здесь. Конечно, если только вы меня примете.
Ольга удивленно посмотрела на брата.
— Переночевать?
— Нет, думаю побыть подольше. Несколько месяцев, а может статься и всю зиму.
— Как же так? А кто же будет управляться дома, если ты перейдешь к нам?
— Мне неизвестно, кто теперь там возьмется за хозяйство. Меня это не интересует.
— У вас там размолвка какая-нибудь вышла?
— Нет, другое. Мы с Робертом не могли там остаться оба. Одному из нас надо было уйти. Отец выбрал Роберта. Мне больше ничего не остается, как искать себе другое пристанище.
— Что-то непонятно. Наверно, натворил чего-нибудь?
Оскар тяжело вздохнул. Рассказать ей или лучше пусть обо всем узнает от людей? Все равно в их глазах виноватым окажется он, раз некому свидетельствовать в его пользу.
Оскар посмотрел на сестру долгим, пристальным взглядом.
— Если я тебя стесняю или твоему мужу это не по вкусу… В таком случае прошу прощения, что побеспокоил. Может, у Крауклисов мне не откажут.
Сестра замахала на него руками.
— Чего ты губы надуваешь, как маленький? Ни о чем и спросить его нельзя… Разве тебя кто гонит? Подумай сам, каково это слышать: брат ушел из дому! Ведь ни с того ни с сего не могло же это случиться… Ну, раз тебе не хочется, не рассказывай.
Пение прекратилось, и в кухню торопливыми шагами вошел Петер Менгелис.
— Скажи, какой гость, и в такой поздний час! — приветствовал он Оскара. — Что-нибудь стряслось, заболел кто-нибудь?
«До чего они на все смотрят одинаковыми глазами…» — подумал Оскар. Ольга и Петер увидели в нем прежде всего вестника несчастья. Не вдаваясь в объяснения, Оскар напрямик спросил зятя:
— Согласишься принять меня к себе до весны?
Менгелис опешил.
— Разве в своем доме для тебя нет места?
— У меня больше нет дома. Я дал слово забыть о нем.
Опять начались те же расспросы, которыми донимала его Ольга. Оскар понял, что они не успокоятся до тех пор, пока не выведают что-нибудь о случившемся. В нескольких словах он объяснил им, как обстояли дела, не упомянув о своих планах на будущее и совсем умолчав о Зенте.
Менгелис не мог долго задерживаться, так как ему надо было еще раз обойти с кружкой собравшихся.
— Обсудим это позже, когда разойдется народ, — сказал он и ушел к молящимся.
Ольге тоже надо было находиться там, но она боялась, как бы Оскар из-за своей гордости не натворил глупостей: еще убежит, пожалуй, к Крауклисам, а потом про Менгелисов пойдет дурная слава.
Она осталась с братом и попыталась уговорить его.
— Разве кто так делает? — сказала она. — Как же раньше-то мы могли ужиться? Чего нам недоставало в родительском доме? Каждый знал свое дело, всего нам хватало. Кошелек был у матери, а она лучше всех видела, кому что требуется.
— Да, раньше действительно было так. Кошелек был у матери — один на всю семью. А сейчас их два — один у матери, другой у отца, и каждый старается друг перед другом побольше урвать себе. Когда общий заработок шел на общие нужды, я и не прекословил, ну, а что ты скажешь, если на всех работает один человек и про его-то нужды как раз всегда забывают? Больше я не желаю у них выпрашивать, мне такая жизнь надоела!
— Ну, допустим, они тебя и обижали. Все равно ты должен простить им. Главная христианская добродетель…
— Ладно, Ольга, я прощаю им прошлое, и на этом хватит, но пусть никто не думает, что я опять стану бессловесной тварью, какой был все эти годы.
С ним, конечно, не стоило и заводить спор. Впрочем, Менгелис тоже попытался умиротворить его. Он сыпал цитатами из евангелия, но все его красноречие пропало даром, как семя, брошенное на каменистую почву. Оскар терпеливо выслушал все изречения и притчи о прощении врагам, о мире, который приносит благодать, о губительном духе вражды и о блудном сыне, который обошел все земли, ел вместе со свиньями и, претерпев всяческие унижения, снова попал в объятия отца, — но в конце концов прервал зятя решительным вопросом.
— Скажи прямо, могу ли я пожить у вас некоторое время?
И в знак того, что он готов принять немедленный отказ, Оскар поднялся и взял шапку. Он и сам почувствовал, что перехватил через край, но в этот момент действительно готов был уйти, не подумав о том, как это отозвалось бы на его будущем.
Менгелис вздохнул:
— Ну что же, пусть будет по-твоему… Для нас ты всегда желанный гость, живи сколько хочешь.
При этих словах Ольга заплакала.
Оскару отвели место наверху. Там было несколько комнаток и плита; с балкона открывался вид на море. Весь этот этаж предназначался для дачников.
В доме все замолкло, молельщики разошлись, только брат Теодор остался — он согласился погостить несколько дней у Менгелисов. За окнами моросил дождик, осень вступила в свои права.
