раньше всех замечал противника, а Саша видел еще лучше меня. Я подумал, что Саша прекратит фотографирование и сделает это после боя. Но он продолжал фотографирование и передал мне:
— Хан! Быстро прикрой меня!
На боевом курсе одна пара успела атаковать его, но я удачно отбил эту атаку. И, только выполнив задание на фотосъемку, он спросил меня:
— Ну что, разгоним их по домам?
Я согласился. Мы дали такой бой — на удивление всем немцам. Их было несколько пар — правда, некоторые так и не ввязались в бой. Корабли, которые ранее стреляли по нам, прекратили огонь. Скажу честно, хотя, может, и не скромно, мне очень понравилось!
Саша стрелял с любого положения. Мы большого успеха не добились, но один самолет Саша сбил. Саша и я хорошо знали о том, что немцы боятся в бою наглых советских летчиков, поэтому Саша вел себя в бою очень дерзко и нагло, а мне ничего не оставалось, как следовать его примеру.
Когда мы вернулись домой, я спросил у него:
— Саша, почему ты так рискуешь собой? Неужели ты не мог сфотографировать корабли после боя?
Он ответил:
— Какой же здесь риск? Я был уверен, что все атаки ты отобьешь.
Я понял, что он настолько уверен во мне, что готов ручаться своей жизнью. Это меня тронуло. В душе я дал клятву: не допущу, чтобы Саша погиб в бою первым, буду защищать его до своей смерти. Он до безрассудства был храбрым, не раз по этому поводу я с ним ругался, и он каждый раз обещал мне, что больше нелепостей делать не будет. Однажды, после разведки, мы возвращались домой. Не долетая до аэродрома Тарту, Саша пошел на снижение. Он очень любил штурмовки по шоссейным дорогам. Вот и сейчас я думал, что он ищет цель. Но он повел меня прямо на аэродром Тарту на бреющем полете, сказав по радио: „Следи за мной!“ — выскочил на стоянки самолетов и пулеметно-пушечным огнем прошелся по всей стоянке. Затем пошел на петлю и при снижении, во второй половине петли, опять открыл огонь.
Мне так и казалось, что красные шарики от автоматов прошивают его насквозь, но он продолжал пилотировать уже без огня, показывая немцам, на что способен „русский Иван“. Показав им несколько полупетель с бочкой с последующим переворотом, он буквально вытаскивал самолет в метрах от земли. Автоматический огонь с земли прекратился, и мне казалось, что немецкие летчики с завистью наблюдали за виртуозом. Тем временем я несколько раз пустил по нему матом по радио, после чего он покорно прекратил хулиганить и мы благополучно вернулись домой.
Илюхин никогда не признавал численного преимущества противника, нахально лез в самую гущу самолетов врага и по одному с ними расправлялся».
Вот так о своем друге-командире отзывался его боевой друг Николай Ханбеков.
Нашему полку во взаимодействии с истребителями 3-го ГИАП была поставлена боевая задача по уничтожению немецких истребителей в районе плавания вражеских кораблей. Идея замысла была такова: 10 Ла-5 3-го ГИАП последовательными бомбоударами по кораблям противника в Нарвском заливе, под прикрытием десятки Як-9 нашего полка, вызывают истребителей противника в район кораблей. Истребители Ла-5 после сброса бомб и Як-9 навязывают бой немецким самолетам с задачей их уничтожения.
Во второй половине мая было произведено три таких боевых вылета на сопровождение «лавочкиных». В первом вылете группа Як-9 под командованием капитана К. Присяжнюка сбила 2 ФВ-190: одного сбил Илюхин, второго — Герой Советского Союза Константин Ковалев. Во втором вылете группа, ведомая капитаном С. Данилко, сбила один ФВ-190. Третий вылет был безрезультатным.
В первом вылете, как и всегда, К. Ковалев и А. Илюхин шли во главе пар. Но у Илюхина вместо Хана ведомым шел летчик А. Низавкин. Он впервые шел в паре с Илюхиным. Илюхин, когда увидел самолеты противника, передал, как всегда спокойно, своему ведомому:
— Под нами и на нас идут «фокке-вульфы»! — и уверенно переворотом пошел на них. Низовкин не заметил, когда его командир пошел в атаку, сделал боевой разворот и потерял из виду ведущего. Илюхин оказался один в окружении пяти вражеских самолетов. Отступать было поздно. Атакуя ведущего немца, Илюхин сбил его прицельной очередью, а на хвосте у него уже сидел ФВ-190. Сверху к месту боя подошла еще тройка ФВ-190. «Все! Без Хана мне не выкрутиться!» — подумал Илюхин. Все ближе трассы от немца сзади, вот-вот они прошьют его самолет. Илюхин маневром уходил из-под огня и вдруг увидел: сверху прямо в лоб к нему стремительно шел Як-9.
— Молодец, Хан, отбей от хвоста немца!
Як-9 стремительно отбил вражеский самолет, а потом, зайдя ему в хвост, сбил его. «Фокке-вульф» вспыхнул ярко-красным факелом и пошел вниз. Илюхин посмотрел по сторонам — ни одного врага. К нему подошел одинокий Як-9. Илюхин непременно хотел увидеть на этом «яке» именно Хана, и передал по радио:
— Дорогой Хан, пристраивайся!
Но Як-9 промчался мимо, и по бортовому номеру Илюхин узнал самолет Константина Ковалева. Только теперь Илюхин понял, кто спас ему жизнь. Пристроившись к Ковалеву, он занял место ведомого.
В начале июня на котловский аэродром приземлился транспортный самолет Ли-2. Он привез прямо из Ейского авиаучилища на боевой аэродром пополнение. Прибыли крепкие ребята. У одного младшего лейтенанта на груди — орден Красного Знамени. Оказалось, он, Василий Кареев, раньше воевал стрелком- радистом на Пе-2 и был награжден орденом за бои под Москвой. Костя Гриценко — лейтенант-инструктор Ейского училища. Многочисленными рапортами об отправке на фронт он все же добился своего и с очередным выпуском пилотов получил «добро» на войну. Саша Степанов поступил в 1939 г. в Вольское авиатехническое училище и по ускоренной программе закончил его с отличием в 1940 г. Войну он начал 22 июня 1941 г. техником самолета Ил-2, а в июле его ранило. Степанов добился разрешения поступить в авиационное училище, чтобы стать летчиком, и его направили в Ейское училище.
Наряду с боевой работой мне с Петром Хорунжим было поручено заниматься вводом в строй молодых летчиков. Хорунжий занимался провозкой их на «спарке», а я полетами на групповую слетанность и учебными воздушными боями. Молодые летчики Шаруда, Саханов, Корзун, Милютин, Гриценко, Степанов и Карев показали хорошие навыки. Уже по первым полетам можно определить, как будет вести себя молодой летчик в боевой работе. Мне понравился Милютин, и вскоре он стал моим ведомым.
Помню, прямо с аэродрома молодых летчиков пригласили в столовую. Все уселись, ждут обеда. Подходит к столу официантка и обращается к Степанову:
— Товарищ младший техник-лейтенант! Вам нужно пройти в технический зал, здесь питаются летчики!
Степанов резко покраснел и с возмущением ответил официантке:
— Я тоже летчик!
Откуда было знать официантке, что техник переучился на летчика? На плечах морского кителя у Степанова были еще технические погоны. Его приятели потешались над ним до тех пор, пока Степанов не заменил погоны. Рано утром на командный пункт 1-й эскадрильи прибыл старший офицер по разведке полка — майор Василий Михайлович Обухов. Для него это была уже третья война. Краснофлотцем Амурской военной флотилии в 1929 г. он участвовал в боях против белокитайцев на КВЖД, а в 1930–1933 годах стал курсантом ВМАУ в г. Ейске по курсу штурмана. По окончании авиационного училища Обухов получил назначение на должность штурмана отряда в 121-ю отдельную авиаэкадрилью, которая базировалась в Ленинграде[55]. Летая на самолетах МБР-2 и ТБ-1, он в составе авиации КБФ принимал участие в войне 1939–1940 гг. С 1940 года Обухов был назначен начальником штаба эскадрильи, которая базировалась на морском аэродроме полуострова Ханко, а после окончания Высших курсов усовершенствования начсостава в 1941 г. стал командиром разведки минно-торпедной дивизии. С 1942 г. он работал в разведуправлении штаба Балтфлота, но в ноябре 1942 года сам попросился в формирующийся тогда наш истребительный полк. Теперь он — старший офицер разведки нашего полка[56].
С первых дней возвращения полка на фронт ведение разведки летчиками части стало систематическим. В первые вылеты на разведку летали опытные летчики, такие, как Парамонов, Иванов и Шаров. Потом, по мере получения опыта, разведчиками стали Вытоптов, Хорунжий и я. И вот, прибыв на КП нашей эскадрильи, майор Обухов обратился ко мне:
