Ничего не понимаю…
На вид – просто люди и просто луки. Или это рамочные у них?
Ну конечно – рамочные. Он даже вздохнул с облегчением. Ну да – двое-трое натягивают тетиву, цепляют её за зарубку на раме, передают натянутый лук вперёд. Стрелок выпускает стрелу, берёт следующий натянутый…
Ну, посмотрим, как это у вас отлажено.
Он встал, поднял руку.
– Товьсь…
За спиной вставали. Кричали, но вставали.
Махнул резко.
Залп. Ещё и ещё.
Всё же наши защищены лучше. И стрелки отменные.
Падают, падают, падают враги. И даже падают те, кто держит щиты. И поток ревущих стрел ослаб.
Но не прекратился.
Вскрики рядом. Можно не смотреть…
День лишь начинается. Всем укрыться. Лечь.
Да, это даже не начало. Даже не обмен приветствиями.
Щиты на том берегу сдвинулись вновь в сплошную линию.
Пронзительный звук рожков.
А ведь как-то уж очень легко они уступили, с сомнением подумал Венедим. Он огляделся. Убитых относили в сторону, раненых перевязывали. Тех и других было немного – но для бойцов, многие из которых впервые в жизни посмотрели в глаза такой вот смерти, и это было почти потрясением. Когда человек, стоящий рядом с тобой, вдруг захлёбывается собственной кровью… когда корчится от невыносимой боли, от которой и кричать-то невозможно, а ты ничем не можешь помочь ему… а в ушах звон, и шершавый язык царапает шершавые губы, и кто-то впереди падает, сражённый уже твоей стрелой, и так же с муками расстаётся с жизнью…
А ведь, если разобраться, ещё ничего и не начиналось.
И прошло добрых полчаса, прежде чем всё началось по-настоящему.
Рогдай почувствовал что-то странное: будто дуновение ветра сверху. Он поднял лицо. Небо сделалось низким и холодно-хрупким. Что-то предостерегающе каркнул Якун. Да-да, хотел сказать Рогдай, ничего страшного… тяжесть становилась невыносимой. Невидимые руки давили на плечи. Сильнее и сильнее. Рогдай наклонился чуть вперёд и шагнул шаг и ещё шаг – широко расставив ноги, ссутулясь, принимая тяжесть на крестец и бёдра. Кругом потемнело, и даже солнце стало тёмным. Он не уловил того мига, когда упал – просто увидел себя лежащим, увидел – будто со стороны… раздавленный краб. Застонав от унижения, он повернулся, нашёл опору для рук, напрягся. Будто бы вставал с мельничным жёрновом на спине… Что-то трещало. Сквозь темень он увидел Якуна, который стоял – стоял! – подняв правую руку со скрюченными пальцами, и что-то выкрикивал гортанно и ритмично.
Потом Рогдай вновь упал – подломилась рука.
А потом всё как-то кончилось. Остался шум, кружение головы, желание лежать и не вставать. Железный или медный вкус во рту. Кто-то ворочал его, делал больно. Рогдай открыл глаза.
Незнакомый слав ощупывал ему плечи и руки.
– Я никогда не видел, чтобы человека так корёжило, – сказал он. – Но ты крепок, стратиг, кости все целы.
В голове чуть прояснилось. Это был Пактовий.
– Ф-фу… что это было? И… постой. Где все?
– Кто?
– Ну, здесь же было… – он огляделся. – Померещилось. Ничего себе…
– Кого ты видел?
– Да многих… Помоги-ка встать. Я долго… так?
– Минут сорок. Якун сказал: часа два проваляешься.
– Вестовые были?
– Были. Отпустил.
– Что впереди?
– Те – стоят. Чего-то ждут.
– Пока я сдохну… Ладно, пошли обратно.
И они пошли. Ноги не желали вставать туда, куда он хотел их поставить. Но потом и он, и они вроде бы приспособились, стали понимать друг друга…
Шатёр. Полуразвалины. Расчищенная площадь, стол под навесом, горсточка людей. На всё смотришь, как из-под воды, из воздушного пузыря. Звук не проходит?.. Всё, однако, слышно… вроде бы.
Он будто никогда не был на этом месте и людей видел впервые, хотя и знал откуда-то (из сна?), как их
