– Да, – сказал Линдерман. – Именно так. Как я понимаю, то, что мы исследуем, разошлось уже широко?
– Да, – сказал Андрис – По прикидкам – обработано тысяч шестьдесят-восемьдесят.
– Боже ты мой, – прошептал Линдерман. – И ведь… не остановить, не…
– Это выдохнется постепенно, – сказал Андрис – Оригиналы записей я уничтожил.
– Хуже чумы, – сказал Линдерман. – Хуже чумы…
– Они не могли больше общаться с компьютерами – и разбивали их, – глухо сказал Юсуф. – Рано или поздно они не смогут общаться друг с другом…
– Может быть, до этого не дойдет, – сказал Линдерман. – Может быть, действительно выдохнется…
– Какая-нибудь очень плохая копия – десятая, двадцатая?.. – пробормотал Юсуф.
– Я делаю, – сказала Марина. – Именно двадцатую. Странно, подумал Андрис, ведь обвал, все рушится и вот-вот накроет – а эти четверо сидят и решают задачку, на которую им бы надо плюнуть – и спасаться, спасаться… Он вздрогнул и открыл глаза.
Все как-то странно изменилось, хотя Марина по-прежнему сидела за пультом, позади нее стоял Линдерман, а Юсуф как сидел, так и сидел верхом на стуле, опираясь подбородком на кулаки. Лицо его показалось Андрису страшным: обтянутые оливковой кожей тонкие кости, черные глазницы, в которых нет глаз, черные прилипшие ко лбу волосы – мелкие капли пота…
– Юсуф, – позвал он. – Что с тобой?
– Что? – Юсуф повернулся к Андрису, и наваждение пропало: лицо как лицо, а что глаза впали и вокруг чернота, так это от кромешной усталости…
– Ты как-то…
– Взрыв вспомнил, – сказал Юсуф.
– Да. Это, конечно…
– Если бы ты пришел на две минуты раньше…
– Именно. Что было, кстати, вполне вероятно.
– У тебя не бывало ощущения, что сходишь с ума?
– Бывало. И не так уж редко.
– Я ведь, собственно, не полицейский. Я всегда занимался информатикой.
– Я знаю.
– Поэтому мне часто мерещится разное…
– Ты меня подозреваешь?
– И это тоже. Нет, я знаю, что – чушь.
– Вполне в рамках.
– Я хочу ее спросить…
– Марину?
– Да.
– О чем?
– Сейчас они закончат…
– Собственно, уже все, – сказал Марина, оборачиваясь. – Спрашивайте.
– Скажите, что вы знаете об «эльфийских играх»?
– Кажется, какой-то цирковой номер. А что?
– Нет, цирковой – это Икарийские игры.
– Тогда не знаю.
– Но ведь вы – «эльф».
– Впервые слышу.
– Пожалуйста, не надо так… Мы с вами в одинаково невыгодных условиях…
– Я поняла. Не знала, что так называется.
– Странно, что не знали.
– Может быть. Красиво.
– Тогда, если не трудно…
– А вот это никого не касается… – у Марины внезапно сел голос. Она кашлянула и повторила с хрипотцой: – Никого не касается.
– Не уверен, – сказал Юсуф. – Видите – все так переплелось. Самое личное может оказаться важным… жизненно важным… для всех. Для всех, понимаете?
