– Не вижу разницы. Не перебивайте. Так вот: уроки его учтены, виновники злоупотреблений наказаны, так стоит ли ворошить былое? Тревожить, так сказать, тени? У нас ведь с вами иные цели: не предупреждать о чем-то потомков, а нести им свет и радость мирного труда землепашца и садовника, ученого и конструктора, военного и э-э… этого…
– Но ведь это же прямой подлог!
– Вы это называете подлогом, а мы – профилактикой неоднозначного восприятия.
– Послушайте, Полковник: у нас было прошлое, сложное, жестокое, запутанное, странное, но наше, понимаете – наше реальное прошлое! Оно у нас с вами в нашей памяти – и больше нигде! И если мы сейчас начнем его изменять сообразно нашим сегодняшним капризам и интересам, то мы неизбежно его лишимся! А дальше – больше, и кто-то решит стереть нас с вами и нарисовать что-то посимпатичнее – цветочек или бабочку. А потом будут переписывать не только историю, но и современность, и вот тогда уж точно все пойдет прахом!
– Да в гробу я видел эту твою историю! Что ты там нашел-то такого, что стоит ценить и помнить? Нам сейчас предоставилась единственная возможность наконец-то привести ее в порядок! Мы вычеркнем и забудем все грабежи и глупости, все эти заговоры и революции – на кой они нужны?! Мы заново напишем все – и вот тогда это будет поистине великая история великого народа!
– Кто это – мы? Вы и ваш Клерк?
– Я и мой министр.
– Ну представляю, что вы там напишете! Так вот, запомните: с сегодняшнего дня я тоже начинаю создавать историю! У меня хорошая память, и работаю я быстро. И я знаю, где прятать мою работу, чтобы вы-то уж ее никогда не нашли. Но я – учтите – буду свято придерживаться фактов, и когда потомки сравнят вашу стряпню и то, что было в действительности, неужели, вы думаете, они не поймут, где правда? Вот уж точно получится бомба времени!
– Вы даже не успеете пожалеть, – сказал Полковник и удалился.
– Посадить его в какую-нибудь пещерку, закрыть – и пусть малюет ваши портреты, – предложил Клерк.
– Нет, – сказал Полковник. – Он такое намалюет… Надо его убрать. Только сделайте это тихо – и так, чтобы я ни о чем не догадывался. А портреты – это любой сумеет.
Поздним вечером этого дня, дня накануне бракосочетания Полковника и Принцессы, в Ковчеге началась и закончилась партизанская война. Отряд Физика был заперт в отдельной пещере патрулями ДИСа и почти весь перебит. У партизан было три бомбы, но одна не взорвалась. У патрулей были арбалеты. Однако Физик и один из партизан, оба раненные, прорвались и скрылись. Ночью партизан умер. Физик сумела пробраться в мастерскую Мастера.
– Господи, что с вами? – ужаснулся Мастер.
– Не спрашивайте, – прошептала Физик, – я не могу…
– Ложитесь скорее.
– Меня ищут.
– Здесь не найдут, я вас спрячу.
– А солнце светит сильнее, я видела…
– Давайте я вас перевяжу.
– Не надо, я сама. Дайте только бинт. Я не брежу, правда, сильнее. Я шла и видела.
– Хорошо, хорошо, молчите. Потерпите чуть-чуть…
– Больно…
– Все уже.
– Они всех перестреляли. Как в тире.
– Молчите ради бога, вам ведь больно говорить.
– Ерунда. Как в тире, понимаете? Пока мы подошли на бросок…
– Держитесь мне за шею, я вас перенесу в другое место.
– Так обидно – как в тире.
– Все, здесь вас не найдут.
– Какой-то тайник?
– Не знаю, для чего это предназначалось. Я случайно наткнулся. Снаружи дверь совсем незаметна.
– Здорово. Дайте воды, а?
– Нельзя, наверное?
– Меня же не в живот.
