А здесь – два удара подряд, и оба так или иначе связаны с младшим братцем… Да, оба удара пришлись по нему самому – ну и что? Кто-то сильно не любит выходцев из города Дрездена. Но насколько больше он не любит тех, кто там остался!..
'Ты что, дурачок, собрался это раскапывать? – спросил он себя недоуменно. – да если только заподозрят, что ты скосил глаза в сторону столба дыма..
На пятнадцать километров в небо поднялся тот столб. И долго еще будет ветер носить над всей Европой пепел какой-то страшной тайны.
Волков вяло махнул рукой пожилой тетке-официантке, подсунул под пустой бокал десятку, встал, демонстративно пошатываясь, и с явной неохотой удалился.
Над тайной своего довольно скорого исчезновения он надеялся повесить тоже не самый маленький султан дыма…
Мерри очнулся в очередной раз. Луна – еще неполная, а так, в три четверти, – висела за провалом окна без рамы. Одна на куске черного неба. Цвет ее был красноватый – оттенка скорее крови, чем кирпича.
Он чувствовал странное тягостное болезненное опустошение – будто из него выдрали кусок внутренностей. Но в этих внутренностях кто-то таился: опухоль или паразит…
И наверное, там же жил страх.
Так что теперь страха не было.
Совершенно спокойно Мерри стал выбираться из развалин. Не туда, где он должен был пройти и где его, возможно, ждали, – а по немыслимым завалам, думая лишь об одном: ничего не обрушить на себя. Он не боялся умереть – просто не хотелось шума. А умереть ему даже немного хотелось. Но с этим можно было повременить.
Выпутываясь из проволок и веревок, находя опоры для рук и ног, спрыгивая на хрусткие горы штукатурочного лома и битых стекол, он холодно прорабатывал план, куда ему двинуться сейчас и кто из агентов будет задавать меньше вопросов. Себе, разумеется, не ему. Еще не хватало, чтобы агенты задавали вопросы начальнику…
Он выпал на какую-то крошечную площадь с фонтаном, обложенным мешками с песком, сообразил, где находится (вспомнилось не название, а место на карте), отряхнулся и двинулся в сторону таверны «Бородатая женщина», до которой было минут сорок неторопливой ходьбы.
Ни дуче, ни немцы, ни американцы не могли перебороть контрабандистской натуры Лауро Гандони, бородатого хозяина «Бородатой женщины». Мерри знал это, использовал это и платил неплохо. Правда, фальшивыми рейхсмарками, коих американское казначейство отпечатало достаточное количество.
В Стамбул, решил про себя Мерри. Там я знаю, что делать…
О том, что все идет как-то не так, Штурмфогель понял по шагам за дверью. Шел Гуго, но – подволакивая обе ноги.
Скрипнул замок. Да, действительно Гуго.
– Выходи, – мотнул он головой, стоя в проеме дверей.
Из коридора несло холодом и далекой гарью.
Штурмфогель медленно поднялся, повел плечами, сделал несколько сдержанных разминочных боксерских движений.
– Что неспокойно в славном городе Багдаде?
– Ортвин сбежал. Убив полицейского.
– Итальянского? – В это Штурмфогель еще мог бы поверить.
– Нет. «Эм-пи».
– Не может быть.
– Я там сам чуть не влип. Пойдем.
– Что, мне возвращено утраченное доверие?
– Частично.
– И можно наверх?
– Нужно.
Волков грыз ногти. Это была отвратительная привычка, от которой он давно уже не чаял избавиться. Он мог не отказывать себе ни в чем: курить любой табак, пить (разумеется, в меру), иметь женщин, даже глотать гашиш. Но всегда, когда до начала операции оставались считанные дни, он начинал грызть ногти.
Ах, как четко, как славно получилось с Мерри! Он мог похвалить себя за отличную работу. Даже дать медаль. «За отличную работу». Жаль, что в Стамбуле ребята будут работать без него – хотелось чего-то такого… остренького. Помимо того, что он просто любил Стамбул.
Но «где должен быть командир»? В тылу. На горе. Пока на горе.
Через два дня должна состояться еще одна встреча с информатором. И тогда уже можно будет ставить последние точки и черточки в плане.
Плане, который вдруг начал казаться ему необоснованно сложным. Да, хорошо одним выстрелом убивать трех-четырех зайцев. Но зачем это, когда в руках у тебя автомат? Хороший такой «томпсон»…
Все можно было сделать проще.
Или нельзя?
