С точки зрения справедливости – пожалуй, хорошо. Пусть думают, что еще не все мы опустили руки, еще не все бросили оружие. Что мы можем бить, и бить больно. А главное – ответный удар будет нанесен в пустоту. Если вообще будет нанесен… в конце концов Абадон стоит почти в центре Берлина. И возможно, обнаружение такого следа не приведет к немедленной ссоре и драке наверху.
Опять все свалят на евреев… ну и пусть. Не привыкать.
После того, что наци сделали внизу, все прочее в счет не идет. А за то – вы нам заплатите. За каждого. Дорого. Очень дорого.
Бесконечно дорого. Я не берусь назвать цену.
И платить вы будете не золотом и не кровью…
Стоп. Все это – когда-нибудь после. Что нам дает знание – ну, предположение, – что ответственность за бойню предполагается взвалить на гарнизон Абадона?
Хотя бы то, что путь на Абадон заведомо перекрыт не будет. Может быть, «чистильщики» даже попытаются направить нас туда – чтобы расстреливать по дороге и нашими продырявленными трупиками обозначать направление пути. Этакий мальчик-с-пальчик.
Будут перекрыты все пути отхода, кроме пути на Абадон. Это точно. Значит, надо будет нестись именно туда – со всей возможной скоростью.
Самолет – только гидро. «Лили Марлен». Взлететь есть откуда, возле дворца обширный пруд, а вот садиться… Но что-нибудь придумаем.
– Абадон, – пробормотал он почти вслух и сам не заметил этого. И не заметил, как Роза вздрогнула и быстро посмотрела на него.
Доктор Ленард тихо сидел в своем кабинете, выключив почти все лампы; светился только экран негатоскопа, демонстрируя чей-то белый улыбчивый череп. Он наконец закончил подведение итогов массовой проверки на лояльность сотрудников «Факела». Двести двенадцать тестов. Из них успешных – двести двенадцать… В кабинете царил идеальный порядок, и даже мусор в корзине лежал как-то упорядоченно. Ленард держал в руке авторучку, дорогущий «паркер» с золотым пером, подарок коллег по случаю отъезда в Вену, на учебу к великому Фрейду…
Будете писать им свою книгу, говорили коллеги.
Да, было и такое. В двадцать шестом году…
Он почти не писал этим «паркером». Чтобы не истиралось превосходное перо о шершавые казенные бланки. Ленард питал слабость к хорошей бумаге, а писать приходилось черт знает на чем…
Сейчас перед ним лежал чистый мелованный лист. Ленард уже час неотрывно смотрел на него. В верхнем левом углу были две параллельные черточки – испуганно-короткие.
Наконец он даже с некоторым облегчением закрыл ручку, положил ее на бумагу, достал маленький карманный «вальтер» и неторопливо выстрелил себе в рот.
Эту квартиру Штурмфогель снимал на подставное лицо якобы для возможных встреч с агентами. На самом же деле ему просто нужна была своя берлога в этом излишне общительном районе Великого Города, свой маленький мирок… Как и положено в таких ситуациях, «Факел» оплачивал эту квартиру – тоже через подставных лиц, разумеется, – не имея ни малейшего представления о ее местонахождении.
Сейчас Штурмфогель испытывал смешное и нелепое чувство вины перед своей, теперь уже бывшей, конторой: он обманывал ее за ее же деньги.
Квартира располагалась на Монмартре, над самым обрывом, и состояла из двух комнат внизу, обширной мансарды над ними и маленького висячего садика с маленьким тихо журчащим фонтаном.
…По пути сюда Штурмфогелю думалось, что он уже чертовски устал от крапиц, что он не хочет, не может… ну не способен человек!.. но когда Айна и Рута увели Хельгу наверх, в мансарду, а Нигра стремительно и гибко выскользнула из одежды и шагнула ему навстречу, чуть шелестя черной гривой, источая тонкий аромат сухих цветов, – шагнула открыто и прямо, глядя в глаза с такой невыносимой нежностью…
Какая может быть усталость?..
Потом он уснул у нее на груди, и Нигра гладила его по голове и беззвучно шептала что-то.
ВЫХОД ИЗ НОР
Только откровенным безумием последних дней мог объяснить Кляйнштиммель то, что уже дважды переносил встречу со своим агентом в аппарате Гиммлера. Агентом была не слишком молодая секретарша третьестепенного зама, работающего с выбывающими кадрами: пенсии живым, пособия вдовам и так далее. Кляйнштиммель получил ее в агенты первым древнейшим способом: через постель. Надо сказать, что, несмотря на мышкообразность и невзрачность, она была очень даже ничего себе… И вот уже дважды он отменял свидания – идиот!..
Новости были убийственные.
Итак, Зигги собрался на покой. Об этом заявлено вслух. И на свое место он предлагает Эделя. Без запасных вариантов. Не Кляйнштиммеля, на котором, собственно, и держится весь «Факел», а чистоплюя Эделя…
Это было настолько несправедливо!..
Хотелось кричать. Или бить морды.
Однако бушевать было бессмысленно, бесполезно, опасно – а потому глупо. Глупых поступков Кляйнштиммель позволить себе не мог.
Нужно было сделать что-то короткое, простое – но такое, что могло бы враз низвергнуть Эделя в грязь, а его самого – возвысить… Вообще-то это давно пора было сделать, и только излишняя щепетильность не позволяла ничего предпринимать, заставляла терпеть выходки этого высокомерного негодяя и выскочки. Вот Эдель – он ни на минуту бы не усомнился…
