Ирина усмехнулась и отрицательно покачала головой.
— А что, сестричка, ты возражаешь? — немного агрессивно спросила Марина. — Тебе ведь уже тридцать через месяц! Куда тянуть дальше? Пора, давно пора! Да и о ребенке нелишне задуматься, — после паузы добавила она.
— Сама-то! — засмеялась Ирина. — Что-то не очень задумываешься! И как тебя все еще Умберто не уговорил, не понимаю!
— Уже уговорил, — тихо сказала Марина и неожиданно зарделась.
— Бог мой! Маришка! — обрадовалась Ирина и вскочила со скамьи. — Счастье какое! Мама с папой как обрадуются! Ты уже сообщила?
Она обняла Марину и закружила ее по узкому пространству между скамьей и шпалерой.
— Отпусти! — расхохоталась Марина. — А то уронишь! Тебе первой сказала. Берт прямо не в себе, как узнал. Уже третий месяц.
— Это счастье!
— Да уж, — расхохоталась Марина. — Он только и твердит, что это благословение божие. Но ведь я православная, а он католик. Но даже это его не смущает.
В этот момент они услышали звук подъехавшей машины.
— О, Берт приехал, — озабоченно произнесла Марина. — Пошли в дом!
Умберто был не один. Он вошел в гостиную вместе с каким-то высоким стройным черноволосым мужчиной на вид лет тридцати пяти. Тот держал в руках плетеную бутыль с вином и нарядную коробку с конфетами.
— О! Grazie mille! — быстро сказала Марина, принимая коробку.
Потом повернулась в Ирине и тихо пояснила, что это ее любимые конфеты из Флоренции, которые выпускают только там, и что они необычайно вкусные.
— Di niente, — мягко ответил мужчина бархатным низким голосом и глянул на Ирину.
— Не за что, — машинально перевела Марина сестре и недовольно посмотрела на Умберто. — Ты не хочешь нас представить, дорогой? — поинтересовалась она и мило улыбнулась гостю.
— О, простите, дорогие! — рассыпался в извинениях Умберто. — Это мой друг Бьяджо, вчера приехал в Сорренто, будет работать в нашем колледже. Он говорит по-русски хорошо. Но сейчас стесняется.
— Buona sera, — начал Бьяджо, но запнулся, улыбнулся и мягко проговорил: — Добрый вечер, дамы! Позвольте выразить восхищение вашей красотой. Русские женщины самые прекрасные в мире!
Акцент был сильным, но выразительное лицо Бьяджо говорило лучше всяких слов. И он не сводил глаз с Ирины.
Поздно вечером, когда все разошлись по своим комнатам, Ирина долго не могла уснуть. Она ворочалась с боку на бок, взбивала подушку, подтыкала одеяло, потом пыталась считать, затем вспоминала стихи любимых поэтов и про себя повторяла их, но сон не шел. Промучившись около часа, Ирина встала, накинула махровый халат и подошла к окну. Раскрыв его, она удивилась теплому потоку воздуха. Ветер явно поменял направление, море казалось огромным матово-синим незамутненным зеркалом с тонкими серебряными линиями лунной дорожки, от земли густо пахло завядшими розами, какой-то терпкой травой и почему-то подсыхающими дольками яблок. Ирина вздохнула, села на подоконник и стала смотреть на луну, зависающую над туманным горизонтом огромным желтоватым диском.
нараспев продекламировала Ирина строфы из стихотворения Игоря Северянина.
— Только не весенней, а осенней луны в моем случае, — зачем-то добавила она и улыбнулась.
Потом закуталась в халат, обняла себя за плечи и задумалась, не сводя глаз с лунной дорожки.
Ирина не только ушла из школы, но и разорвала отношения с Андреем. Они встречались два года, и ей казалось, что их любовь нерушима. Андрей был ее ровесником, работал на заводе «Электроприбор» фрезеровщиком, жил в заводском общежитии, так как сам был родом из села Землянска Семилукского района. Ирина несколько раз ездила туда, была знакома с его родителями, которые жили в обычном деревенском доме с удобствами во дворе. Но ей очень нравился и этот дом из толстенных бревен, построенный еще в позапрошлом веке дедом Андрея, и этот просторный двор с коровником и баней, и огромный в двадцать соток огород. Она любила наблюдать в окно, затянутое старенькой кружевной тюлевой шторкой, за неторопливой жизнью деревенской улицы. Куст бузины, росший в палисаднике, также занимал ее. Ирина обожала творчество Марины Цветаевой и когда видела этот куст, то мгновенно вспоминала ее неоднозначное стихотворение «Бузина».
твердила Ирина про себя, глядя на куст.
Она всегда старалась найти собственное видение творчества любимых поэтов. А стихи Марины Цветаевой считала творениями даже не для сегодняшнего века, а как минимум для XXII. Их сжатость, информативность и многослойность казались ей языком будущего, который нужно еще научиться понимать, причем не глазами, а сердцем, душой, интуицией.
Ирина старалась понять состояние поэта в тот момент, когда писались эти строки. Она, конечно, много читала статей цветаеведов. К тому же в школе преподавала в старших классах, и поэзия Серебряного века была ее любимым разделом школьной программы. Она тщательно готовилась к урокам, но часто видела, что ученики в силу возраста не в состоянии до конца понять такое сложное мироощущение, которым, как никто другой, обладала Марина Цветаева. А без понимания этого невозможно было принять и творчество.
Андрей не разделял увлечение Ирины поэзией. Он был обычным парнем, милым, добропорядочным, со спокойным уравновешенным характером. И звезд, что называется, с неба не хватал. Андрей приехал из села в Воронеж, закончил ПТУ, благополучно устроился на завод и вел обычную жизнь заводского работяги. Они познакомились случайно на троллейбусной остановке. Ирина, выходя, поскользнулась на обледеневшей ступеньке, Андрей подхватил ее и помог спуститься. Задержав взгляд на ее серых глазах и пушистых каштановых волосах, выбивающихся из-под белой вязаной шапочки, он замешкался. И троллейбус ушел без него. Андрей остался. Он стоял, так и не отпустив руки Ирины. Она скользнула взглядом по его раскрасневшемуся лицу с правильными красивыми чертами, по темно-карим глазам с казавшимися длинными от заиндевевших кончиков ресницами, по широким плечам и, отчего-то засмущавшись, опустила глаза, выдернув руку.
— Простите, — невпопад сказал Андрей.
— Это вы простите, — ответила она. — Из-за меня вы пропустили троллейбус.
