ОНА со сцены спрыгнула легко, схватила вещи, книжку. И умчалась.
– Ну вот! Уйдем мы так недалеко. Меркуцио, давай твой текст сначала.
ОНА шла быстро. Угасал закат. Над городом синь сумерек сгустилась. ЕЙ слезы жгли глаза.
«Пойти назад? Вернуться в клуб? Ведь даже не простилась. Нет, не могу! Скорее бы домой! Забыть его, чтоб только легче стало. Как хорошо, что завтра выходной. Наверно, просто от всего устала…»
Но утром пробудившись: «Что за вздор несла вчера я? Глупо… резким тоном».
Глаза раскрыла. Солнечный узор горел волшебно на стекле оконном. На веточках морозных искры, блеск, причудливое преломленье света, какой-то сказочно-нарядный лес. ОНА счастливо рассмеялась…
Где-то на улице раздался нежный свист, мелодия. Все громче, нарастая. ОНА – к окну. Взглянула быстро вниз.
«Не может быть! Ведь это – он! Играет на флейте. Господи! Сейчас он всех разбудит. Что же делать? Одеваться! Скорее… джинсы где? Он смотрит вверх. Так, джемпер… и быстрее умываться».
В дверях столкнулась с матерью.
– Куда? А завтракать? Куда ты полетела?
– Ах, мама! Я опаздываю… да, на репетицию так рано… В общем, дело ждет срочное. Пока! Не раньше двух…
ОНА – в подъезд. Сбежала по ступенькам. Остановилась на мгновенье дух перевести… И вышла.
На скамейке сидел ОН у подъезда и на дверь смотрел. ОНА остановилась.
– Здравствуй.
ОН встал и улыбнулся:
– Славный день.
Ответила смущенно:
– День прекрасный.
Заторопившись, вышли из двора.
– Куда пойдем? – спросил ОН. – Что ты скажешь?
– Куда-нибудь, – ответила ОНА. – А мы уже на «ты», не зная даже друг друга… Впрочем, может, тороплю события…
ОНА вдруг замолчала. ОН тихо рассмеялся.
– Я люблю, люблю тебя. А ты – меня. Сначала я понял это… Знаешь, ты всегда мне снилась именно такой… рыжушкой. И эти волосы узнал я сразу, да! И даже эти милые веснушки. И глаз твоих янтарный темный цвет… Хотя, по правде, думал я – он синий. Но этот лучше! Даже твой берет с помпончиком… И ты в сто раз красивей…
ОН замолчал, вдруг сильно покраснев. ОНА задумчиво сказала:
– Странно вокруг все очень. Словно в тихом сне – бело, пустынно… Может, просто рано? Все спят еще, бедняжки! Мы – одни. Весь город наш. Как солнечно и ясно! А помнишь эти пасмурные дни? Унылые, тоскливые… ужасно.
ОНА, смеясь, сказала:
– Я люблю, – и вдруг запнулась, на НЕГО взглянула, затем продолжила: – Люблю зарю морозным утром, – и легко вздохнула. – И солнце, как сегодня.
ОН в ответ:
– И я люблю, – и тоже чуть смешался. – Какой у неба чистый синий цвет сегодня! Вот бы он таким остался и завтра… Знаешь, знаешь, я люблю, когда в конце зимы, в мороз – весною повеет враз. А ты?
– И я люблю, – в ответ ОНА, подумав: «Что со мною?»
ОНИ шли, взявшись за руки. В тиши пустынной белой улицы звеняще ИХ голоса сливались, и шаги похрустывали тихо и скрипяще. ИХ тени падали на белый снег, ложась одним неровным синим клином. ИХ солнце заливало. Нежный свет горел на лицах розовым отливом. Блестели, как янтарь, ЕЕ глаза. ЕГО – сияли синью васильковой…
Проехала машина. Тормоза чуть скрипнули. На ИХ пути подковой остался отпечаток от колес, свернувших плавно в переулок узкий. Мужчина в черном. Гладкий блеск волос. Взгляд из окна – на НИХ, мгновенный грустный. В машине на сиденье, как костер, букет огромных роз, кричаще-алых. ОНА зажмурилась… Взревел мотор. Машина, словно тень, легко умчалась. Как не было ее. Вновь тишина. Все так же солнечно, спокойно, ясно. Но как-то зябко съежившись, ОНА к НЕМУ прижалась.
– Знаешь, что-то страшно мне стало вдруг.
За плечи ОН обнял ЕЕ, поцеловал, едва касаясь, висок и прядку вьющуюся… Взял за руку нежно, крепко. Улыбаясь, сказал:
– Не бойся ничего. Всегда мы будем вместе. Правда! Только вместе.
ОНА кивнула, прошептала:
– Да, мы не расстанемся. Но знаешь, если исчезнешь ты? Как странный чудный сон…
ОН засмеялся:
– Никогда! Запомни.
Вдруг в тишину влетел веселый звон, посыпался, как искры, с колокольни. Понесся переливчатый напев над улицами – золотою вьюгой. ОНИ остановились, замерев, смотрели молча долго друг на друга.
4
Прошла неделя. ОН звонил домой ЕЙ каждый вечер, и часами ОНИ болтали. Часто говорил:
– Послушай, знаю все, что будет с нами.
ОНА в ответ лукаво:
– Ну и что? Ведь говоришь всегда одно и то же: что будем долго жить – прости, смешно! – что даже смерть нас разлучить не сможет.
ОН обижался.
– Глупо? Извини… Но я придумал лучше. Ты послушай! Мы на далеком острове, одни живем счастливые… И наши души, когда умрем… Опять смеешься ты? Ну знаешь! Больше не скажу ни слова! Нет! Не дождешься! Глупые мечты? Да знаю, под луною все не ново… Послушай, а в моем окне звезда…
– В моем – узоров веточки застыли…
И так по телефону допоздна ОНИ все говорили, говорили. ОН иногда на флейте ЕЙ играл. Казалось, в трубке звук волшебно-близкий. Из колыбельных строчки напевал. Тембр голоса был мягкий, бархатистый.
– Отлично! Наконец-то знаешь текст… Ромео, через пять минут продолжим. Не разбегайтесь… Слышно с дальних мест? Куда? Курить? И я, пожалуй, тоже… А это кто?.. А, здравствуйте, да-да. Что ж, просим на премьеру. Приезжайте. Примерно через месяц… Не беда, мы справимся. До скорого! Прощайте… Кто? Так, один… из этих… меценат. Он что-то стал заглядывать к нам часто. С костюмами поможет… Да, богат. Но обошлись бы без его участья.
ОНА по сцене плавно, не спеша, раскинув руки, в вальсе покружилась. И звонко рассмеялась.
«Хороша! Ну нечего сказать!»
И в зал спустилась.
К НЕЙ подошел внезапно, словно тень из темноты, мужчина. Взгляд холодный и острый.
– Узнаете? Добрый день, Джульетта! Вы играли превосходно. В изображении любовных мук как вы правдивы! Умереть готовы.
Он взял ЕЕ за руку. Холод губ обжег ЕЙ пальцы.
– Что вы! Не надо.
Руки спрятала ОНА за спину, повторила зло:
– Не надо!
Он глянул исподлобья. Чернота тяжелого пронзительного взгляда ЕЕ вдруг испугала. Не простясь, сжав руки, вспыхнув, сдвинув брови строго, ОНА на сцену быстро поднялась, ушла в кулисы.
– Ну и недотрога!
Мужчина постоял еще чуть-чуть. Потом сказал:
– Джульетта, вы примерить должны костюм… Заеду как-нибудь за вами. Скоро.
