нибудь за Днестром, сбить с них спесь, отбить охоту праздновать рамазан в походе. Осман вынужден будет растягивать войска, ослаблять ударный кулак. А если он узнает, что войска Ходкевича сосредоточены в одном месте, то может окружить их и задушить, как удав, своей трехсоттысячной ордой… Умному гетману следовало бы и это учитывать, отвлекая сильную конницу врага на свой южный фланг.
21
Казаки действительно уже воюют где-то за Днестром. По пути их продвижения раздаются и вопли шляхты в имениях, которые она самовольно захватила, чтобы закрепиться на новых пограничных просторах украинской земли.
— Прошли уже проклятые казаки или промышляют набегами на имения шляхтичей? — нервничал старый гетман Ходкевич, выслушивая донесения разведчиков и связных. Поэтому и решил направить одного из довереннейших православных шляхтичей, пана Киселя, разыскать и как можно быстрее привезти Сагайдачного.
— Пан Адам должен понять наконец, что королевским войскам Речи Посполитой нужен Сагайдачный с казаками! Да, да, пан Адам, нужен именно полковник Сагайдачный, как наказной казацких войск! Понял, пан Адам?
— Конечно, вшистко зрозумялем, уважаемый пан Иероним! Разумеется! Сию минуту лечу навстречу полковнику.
— Наказного, прошу, наказного Сагайдачного!
— Но ведь Бородавка… — настаивал Кисель.
— У пана Киселя в мозгу бородавка растет! Надеюсь, пан Адам понимает, что речь идет о страшной войне с басурманами? — захлебываясь, говорил страдающий одышкой Ходкевич, убеждая своего верного холуя из православных украинцев.
И где-то в конце лета, в Киеве, Кисель все-таки добился встречи с Петром Сагайдачным. Уходило жаркое знойное лето, приближалась осень, напоминавшая о второй годовщине со дня поражения Жолкевского. Богатый и еще не оправившийся после этого похода за Днестр край, в котором вырастали словно грибы хутора шляхты, казалось, притаился, узнав о новой войне, о новых набегах вражеской конницы, опустошавшей земли Украины. Даже птицы и звери, извечные хозяева лесов, неохотно возвращались в свои старые гнезда. С юга и с запада ветер приносил тревогу и печаль.
А с востока, с казацкого края, даже ворон не приносит никакой весточки. Где находятся казацкие войска Бородавки, по каким дорогам движутся они на соединение с королевскими войсками?
— Тревожит пана Ходкевича ваш наказной. Надо было бы вам, пан Петр, возглавить полки реестровых казаков!
— А где же посполитое рушение, где шляхтичи Корецкие, Любомирские, сенатор Журавинский и эти тайные надсмотрщики, паны Лесновский и Собеский? У них же там столько сил, пан Адам! — вспылил утомленный и задетый такой настойчивостью Сагайдачный.
— Войска, конечно, идут… Пану Ходкевичу есть на что опереться своей гетманской булавой. Очевидно, и королевич… — как всегда извивался вьюном льстивый Адам.
Это почувствовал, а вскоре и полностью осознал Сагайдачный. Да и гневаться ему на бдительность Ходкевича тоже не следует. Гетман — опытный полководец!
— Говорил мне на прощанье его милость королевич Владислав, — вдруг похвастался Конашевич, — что он рад моему возвращению к войскам. Что-то намудрил Бородавка, растянув сорокатысячное войско по всей Надднестровщине.
— Именно это и тревожит пана гетмана. Пан Петр, очевидно, помнит, как еще на совете в Сухой Дубраве Бородавка предлагал левобережным полковникам, кропивянцам и переяславцам, чуть ли не оседлать все устье Днестра! Тринадцать чаек с ирклеевцами даже в море вышли, чтобы не сосредоточивался, мол, хвастливый Осман со своей армадой только против войск Ходкевича в молдавских степях.
— Старая казацкая стратегия, пан Адам, узнаю! Но вы правы, войной руководит опытнейший ливонский победитель. А казаков так и тянет это предательское море! Но они и здесь очень нужны пану Ходкевичу!..
Кисель искренне пытался разобраться в сложных, путаных взлетах мысли Сагайдачного. Одобряет ли он эту казацкую стратегию или осуждает? Давняя и хорошо известная Киселю манера Сагайдачного скрывать истинные намерения за красивыми словами.
— Что могу сказать пану Петру… С нетерпением ждем прибытия десятитысячной армады шляхты во главе с королевичем Владиславом! Пан польный гетман назначил мне встречу на берегу Днестра. Но я вынужден был ждать вас здесь.
Из слов Адама становилось ясно, что сейчас у него единственное желание: как можно скорее отправиться с Петром Сагайдачным к старому гетману. Эта важная миссия тяжким бременем лежала на совести шляхтича Адама Киселя. И он, точно неся крест на Голгофу, старался как можно скорее доставить Сагайдачного в стан польного гетмана. Езда в седле казалась ему не только испытанием его преданности гетману, но и наказанием за какие-то грехи.
— А молодую жену, пани Анну-Алоизу, тоже прихватил с собой старый граф Шкловский и Быховский, как иногда любит хвастливо называть себя гетман Ходкевич, подчеркивая свою знатность. Как бы не воспользовался его отсутствием удалой молодец Кривонос…
— Осталась дома, пан Петр, — дружески улыбнулся Кисель, зная слабость полковника к молодым женщинам. — Но осталась под неусыпным надзором блаженных сестер ордена. Заезжать к ней вам не советую.
«Не приведи господи, еще вздумает заехать», — с испугом подумал Кисель. Тогда недели на три, а то и на четыре оттянется его приезд к войскам. Кисель рассчитывал этими словами вывести Сагайдачного из задумчивости, развеселить, к тому же как-то замаскировать собачью слежку за ним, которую он вел по поручению Ходкевича. Для разрозненных войск Речи Посполитой наступали трудные дни. Да и не известны еще ни планы, ни намерения правительств Запада: поддержат ли они их войну с турками?..
Польские шляхтичи, вместо того чтобы вербовать жолнеров и создавать отряды, в большинстве своем откупались от этой обязанности деньгами. А о посполитом рушении упоминалось только во время богослужений и в проповедях отцов церкви.
Наконец-то в погожий августовский день, под вечер, Сагайдачный прибыл в лагерь Ходкевича. Усердие и настойчивость Адама Киселя сказались и на полковнике. А приезд Сагайдачного был двойной радостью для старого гетмана. Полковник привез весть о выступлении в поход десятитысячной армии королевича Владислава. И главное — Сагайдачный передал требование короля, чтобы он, как опытный в борьбе с турками и крымчаками полководец, возглавил украинские войска!
— Его милость королевич Владислав присутствовал на совете у короля. Очевидно, подтвердит сказанное на этом вдохновенном божьим провидением совете, — убеждал Ходкевича полковник Сагайдачный.
— Да я, как гетман, давно мечтаю об этом! Сорок тысяч казаков где-то болтаются на Поднестровье. А турки страшной тучей движутся на нас, выводя из равновесия не только жолнеров, но и выдающихся полководцев Речи Посполитой. Пану наказному надо немедленно отправиться к этому скопищу казаков, взять их в свои руки и вести на соединение с нами! Не велика беда, если какой-нибудь отряд кантемировских голомозых прорвется в приднепровские степи, разорит хутор этого быдла, возьмет в плен неосмотрительных… Зато здесь мы создадим такой вооруженный кулак, который охладит пыл Османа. Я хорошо знаю, на что способны казаки под началом хорошего полководца.
Знал это и Сагайдачный. Именно казацкая храбрость и мужество возвысили его. Если уж говорить о своих симпатиях и устремлениях, то, возможно, променял бы королевскую ласку на казацкую славу в боях!
— Пусть простит всеблагая троица грешные помышления смертного раба: только наша православная вера да благие помыслы о всепрощении загробном удерживают раба твоего Петра в благостном послушании власти предержащей земного наместника — короля…
И вот утром, в сопровождении нескольких сот отборных гусар и донцов Петр Сагайдачный, как наказной гетман, отправился искать Бородавку и свою славу.
22
— Не буду я объединять казацкие полки с шляхетским сбродом Ходкевича! — категорически и не
