Считал и внимательно прислушивался к ночной тишине. Почему-то пришли в голову слова Гелены, сказанные вчера в присутствии служанок:
— Пан Карпо служит мне так верно, что я непременно об этом скажу отцу. Сегодня же я велю шинкарке угостить его вечером самым лучшим вином.
— Но казак, Гелена, не пьет вина в походе, а я нахожусь на посту, — отказывался он.
— Не всю же ночь будешь на посту! Завтра мы поедем домой.
— Нет, Геленка, не годится казаку пить вино, когда он при оружии. Кабы твоя ласка, в Чигирине выпью, там и при гетмане выпил бы этот кубок!
Даже и сейчас ему стало не по себе, когда вспомнил об этом среди ночи. Карпо узнал о том, что и полковник Нечай согласился прийти на ужин к Кушнирихе. Гелена птичкой порхала по дому шинкарки. Она купила у виноделов одиннадцать бочонков водки и отдала сотникам, угощая их ради такого дела. Над хатами в Красном поднимался дым, запахло жареной говядиной и птицей.
«Э-эх, держись, Карпо, ты обязан заботиться о благополучии Богдана!..» — приказывал сам себе Карпо.
Приключение с Игноцием в Брацлаве не давало ему покоя, настораживало. Больше он его не видел, но после этого слишком веселой стала Гелена. Отчего бы это?.. О щепках он уже не думал, потянулся всем телом и посмотрел на взошедшую луну. Может, все-таки выпить с кучерами, попеть с людьми?..
Купол с высоким крестом на рубленой церковной звоннице чернеет на фоне темно-серого неба. Даже не заметно креста. Если бы он днем не видел эту звонницу, неизвестно за что бы принял сейчас это темное строение. За ней, прямо на горизонте, зажглись две звездочки. Очевидно, в замке зажгли свет. В замок мимо церкви тянулась широкая улица, обсаженная с обеих сторон столетними березами. От церкви начиналась дорога на Бар. За Красным она тянулась вдоль реки.
Карпо не видел ни улицы, ни той дороги, ни реки. Три явора потрескивали от мороза у него над головой. В казацких хатах в полночь погасли огни. Только время от времени слышались пьяные голоса, приглушенные ночью.
29
В корчме шинкарки Кушнирихи, словно соревнуясь, играли музыканты. Ставни в доме были старательно прикрыты. Но Карпо убеждался, что шинкарка затеяла веселье до самого утра. И поэтому он не удивился, когда услышал песни пьяных и музыку, доносившуюся из нескольких хат села. Красное провожало масленицу, готовясь справлять заговенье перед великим постом.
Карпа и двоих джур полковника Данила Нечая пригласили в корчму. Еще в сенях они почтительно сняли шапки и вошли в светлицу. Хотя и казаки, а не челядинцы, да и на службе они, как на посту. В комнате стояло облако дыма, музыканты играли «Конопельки терла з козаком», а полковник отплясывал вприсядку перед побледневшей паненкой Томиллой. Гелена, сидевшая за столом, подбадривала ее, уговаривала потанцевать, с полковником хотя бы из вежливости. Девушка стояла, принужденно улыбалась, и с ужасом следила за полковником. Из-под его красных сафьяновых сапог с железными подковками во все стороны разлетались щепки, выбитые из дубового пола, пыль столбом стояла вокруг, а его бархатный жупан и шаровары вздувались, словно поднимали полковника, подбрасывая чуть ли не до потолка.
Карпу и джурам уже налили вина. Карпо, точно заколдованный всем виденным, взял машинально из рук Кушнирихи жбан. Музыканты продолжали надрываться над скрипкой, тулумбасом, кобзой и бубном. От шума и песен у Карпа трещала голова.
Вдруг он невольно взглянул на Гелену. Словно молния осветила его разум. Так это кумушка хочет споить его! Обеспокоенная Гелена выдала себя, в ее глазах, устремленных на жбан в руках Карпа, горело нетерпение: напьется ли Карпо этой ночью или пересилит себя?
Он колебался лишь миг. Кто-то случайно толкнул его, вино выплеснулось, словно кровью облив его руку и сердце.
— Казаки, тут пить нельзя! — шепнул он обоим джурам.
Казаки огляделись. В самом деле, они попали не в свой круг. На скамьях сидели краснянские урядники, пышные женщины, потягивавшие из больших кубков вино. Воспитанница гетмана Гелена не сводила с казаков глаз. А они следом за Карпом выходили из корчмы, неся перед собой невыпитые кубки вина, словно чаши с алтаря.
— Вот так разгулялся пан Нечай… — покачал головой Карпо. — Готовьте, хлопцы, коней! Чует моя душа, что пану полковнику надо успеть к попу или ксендзу с этой паненкой, пока пост не наступил.
И тут же выплеснул вино из кубка. Это прозвучало как предупреждение. Джуры вышли следом за Карпом во двор со жбанами в руках и вылили все вино в снег.
Мороз крепчал, усиливался ветер, поднималась вьюга. Северная звезда пряталась в тяжелых рваных облаках, все выше поднималась ущербная луна. Опережая ее, черные тучи глыбой возвышались над горизонтом.
— Что-то муторно у меня на душе от этого праздника… — промолвил Карпо. — Слышите, словно селезнем закрякал лед на реке. Не конница ли? Эй, скажи-ка, брат, полковнику!
Джура бросился в корчму. Разгоряченный от хмеля и танца, не скрывая гнева, что побеспокоили, Данило Нечай без шапки шел следом за джурой. От него веяло праздником и силой. Настороженно подошел к воротам.
— Что тут случилось?
— Это я, казак Карпо Полторалиха… Не пьется мне… Взял бы саблю, пан Данило, да прицепил бы ее к поясу на всякий случай… На льду вон, слышишь, селезни закрякали. Может, велишь коня подвести?
Полковник, словно сквозь сон, слышал слова Карпа, в которых звучал упрек. Однако саблю, хотя и с сердцем, все-таки взял.
Полковник приложил ухо к мерзлой земле, словно врос в нее. Ночь как бы притаилась, мигая звездочками в просветах между облаками.
— Что за напасть?.. — теперь уже миролюбиво произнес Нечай, поднимаясь. — Неужели Шпаченко из Ворошиловки направляется сюда?.. Действительно будто конница. А где же часовые? Джуры, ко мне! Поднять на ноги сотников, прекратить гулянку! Немедленно разузнать, кто там забавляется на льду. Да разбудите казаков в замке!..
Из открытой двери корчмы доносились печальные звуки музыки. Вместе со старшинами, урядниками Красного во двор вышла и Гелена. Карпо тут же оказался возле нее. Ведь ему поручил ее сам гетман.
— Не простудилась бы, Гелена. Девчата, керею пани Гелене!
А в этот момент возле реки, где-то у дороги, раздались голоса. Коль чужие, неужели не боятся, что так громко разговаривают? Вдруг у ворот закричал казак:
— Караул, люди! Они хотят украсть грамоту!.. Ляхи пробрались сюда!
Карпо подскочил к кричавшему казаку и выхватил у него грамоту. «Все-таки кумушка перехитрила, передала!» — мелькнуло в голове.
Следом за Карпом люди бросились к воротам. Но полковник Нечай властным взмахом руки остановил их, пропуская в открытые ворота своего джуру.
— Какие ляхи? Где они? — допрашивал он казака. — Что ты болтаешь, казаче, опомнись!.. Ведь в Ворошиловке на посту сотник Шпаченко.
— Они гнались за мной! На льду мой конь провалился, а они пошли в обход Красного!..
В корчме умолкли музыканты. Еще один джура стоял уже возле ворот с оседланным конем. Казак сбивчиво докладывал Нечаю:
— Я наскочил в лесу на гусара — он какую-то грамоту развернул, собирался, проклятый, читать. А я и напал на него, — вижу, ворованная… Отнял ее, да и оружие заодно. Хотел было зарубить его, но он признался: грамоту царя, говорит, московского выкрал! Игноцием назвался. Вот и пожалел я его. А он, паскуда, сбил меня с дороги, к своим привел. Они же… Орина моя, пан полковник, в снегу, как среди кровавых роз.
— Ляхи в Красном! — крикнул какой-то всадник, несясь через площадь.
И вместе с этим возгласом на окраине села вспыхнула первая хата, оттуда же доносились и крики ворвавшейся конницы. В Красном поднялся лай собак и крики взывавших о помощи людей.
— Тебе бы, Карпо, быть брацлавским полковником, а но простым казаком!.. — бросил Нечай. — Ну, кумушка моя милая, на хмелю или на человеческой крови ты сварила это питье?..
