Хмельницкий с его настроениями очень бы им пригодился!..
Через несколько дней гусарские отряды полковника Скшетуского разбрелись вдоль московской границы. Младшему Скшетускому было поручено наблюдение за лесом, окружающим Субботов и Чигирин.
Однажды Матулинский и Гаркуша натолкнулись на один из таких отрядов гусар полковника Скшетуского.
— Подожди, пан казак, — шепотом остановил Матулинский Гаркушу. — Будто слышу голос самого полковника Скшетуского.
Соскочили с коней, прижались к земле. Матулинский осторожно выбрался на вершину холма, спрятавшись между березами. Действительно, впереди них, на перекрестке песчаных дорог, суетились столичные гусары. Разве Матулинский не знает этих заносчивых вояк!
— Что прикажете теперь, пан полковник? — спросил Матулинский, повернувшись к Богдану, хотя сам уже сообразил, что надо делать. — Там полковник Скшетуский с гусарами. Я уверен, что он гонится за нами. Правда, гонится как-то неуверенно — часто сбивается со следа. Это совсем не похоже на дотошного Скшетуского. Нам повезло, что его отчаянный сын Ежи не пошел следом за нами, пан Хмельницкий.
— А не удастся ли нам прорваться с боем? — спросил Богдан, по привычке проверяя разведчика.
— Конечно, можно. Но, мне кажется, лучше обойти их. Вступить в бой можно со слабым противником. А это известный рубака. Ведь пану интереснее живым добраться до Днепра! Советую оставить одного из нас, чтобы какое-то время не выпускать их из виду. А вам надо взять вправо, обойдя Мазурские болота.
— Согласен! Кого же мы оставим для наблюдения?
— Можно и меня. Пан Гаркуша непременно должен ехать вместе с вами. Ведь вас на каждом шагу подстерегает опасность, — сказал Матулинский.
— Дельный совет. Гаркуша должен быть с полковником, иначе как он узнает о его новых планах, — добавил Шкраба.
— Хорошо. Вижу, вы, хлопцы, опытные воины! — согласился Хмельницкий. — Кого же из вас пошлем вместо Гаркуши?
— Хотя бы и обоих! — улыбнулся Матулинский. — Придется мне, потому что я уже и местность эту знаю. А пан Йозеф лучше меня знает каждую тропу в Мазурских болотах.
— Что же потом вы будете делать один, пан Лукаш? — полностью доверившись жолнерам, спросил Богдан.
— Придется догонять вас, если избежим стычки с гусарами!
До поздней ночи пробивались сквозь густые заросли. Еще днем они слышали какие-то неясные звуки, похожие на хлопанье плетью. Неужели выстрелы? Но кто стрелял — Матулинский или гусары?
Вдруг они наткнулись на какой-то хутор. Богдан припомнил, что Матулинский советовал Шкрабе обойти этот хутор справа, не ехать по дороге, проходящей мимо него. Йозеф Шкраба время от времени останавливался, делал какие-то пометки на деревьях, которые все реже и реже встречались тут, и они мчались дальше.
Только в полночь остановились они отдохнуть и попасти коней на лугу около реки. Богдан велел обоим своим попутчикам немного уснуть на снятых с коней седлах, а сам поднялся на холм, прислушиваясь к ночным голосам. Не впервой приходится ему искать спасения в лесных дебрях! Неужели это были выстрелы, которые предвещали или извещали о гибели Матулинского?
Проведенная в тревоге ночь и обворожительный рассвет убаюкали и Богдана. Он присел на мшистый камень и задремал. Но и дремля настороженно прислушивался к шуму. Вдруг сквозь сон услышал топот конских копыт. Припал ухом к земле — топот слышался четче. Странно: не Скшетуского ли ведет Матулинский сюда?
Посмотрел с холма на своих воинов. Один из них тоже поляк…
— Черт знает что такое! Каких еще доказательств тебе надо с их стороны, разве они не рискуют, отправившись вместе с тобой в этот путь! — вслух корил себя, поднимаясь на ноги.
Вскоре в предрассветной мгле меж деревьев Богдан увидел Матулинского. Он тащил за собой в доводу изнуренного коня.
— Ну, слава Езусу, наконец нашел вас. Я так и предполагал, что вы здесь заночуете. А наш бестолковый Йозеф так усердно делал пометки на деревьях, что их нетрудно заметить и гнавшимся за нами гусарам…
— Разве нас и до сих пор преследуют?
— Более опасного гончего пса, чем сын Скшетуского, трудно найти. Умный и догадливый пес, весь в отца. Но с его отцом что-то непонятное делается, или, может быть, мне действительно удалось сбить его со следа. Похоже на то, что самому королевскому полковнику надоело гоняться за нами и он, по-видимому, возложил поиски на сына.
— А удалось ли пану жолнеру сбить их со следа? — не успокаивался Хмельницкий.
— Выстрелами, конечно. Первым выстрелом за озерцом мне хотелось и какого-нибудь гусара зацепить. А вторым — указал им направление своего бегства. Они снова побрели назад через озерцо. Какое-то время будут кружиться по моему ложному следу.
— Скшетуский может найти эти следы и на этой стороне озера!
— Да нет, уважаемый пан полковник. Через озеро я переправлялся по их следам и в ту же самую сторону. Только спустя некоторое время на звериной тропке повернул в противоположную сторону. Я далеко за озеро завел гусар. На мой след пан Скшетуский не нападет. Но я хорошо знаю этих служак Короны, советую не задерживаться тут. Только нам надо взять еще правее на восток, пан полковник. Потоцкий сообразил, что вы, пан полковник, будете бежать в Москву, и по всем направлениям разослал гусар, чтобы перерезать вам пути. Думаю, что теперь по всей Московской дороге до самого Путивля шныряют польские гусары.
10
С трудом удалось кривоносовцам оторваться от преследовавших их жолнеров подстаросты. Обойдя Холодноярский лес, где могли наскочить на засаду подстаросты, казаки Кривоноса старались обойти стороной и Белую Церковь, прорываясь на Каменец.
— Поменьше разговоров! — приказывал Максим Кривонос своим казакам, заботясь о том, чтобы запутать следы своего небольшого отряда. — Тебе, Карпо, советую тайком вернуться в монастырь, к семье Богдана. Кроме тебя, некому защитить детей в случае опасности. Да и в Чигирин наведаться не мешало бы…
— Нам в Чигирин нельзя и нос показать. Там наши люди так напуганы, что самих себя чураются, не то что казаков, спасая свои семьи.
— Так надо и вам объединяться в этих лесах, собирать свои полки, как мы делаем на Подольщине. Пора уже поднимать людей! Ненависти к панам шляхтичам у них достаточно, а вот смелости не хватает. Вот и нужно, чтобы вы поддали ее им. Вишь, скрываются… Хотя к нам вон сколько чигиринцев пристало…
Ночь разлучила друзей, а лесные чащи прикрыли Карпа с двумя десятками казаков. Но каких казаков! Кони у них необыкновенные, с какой-то дьявольской сноровкой, сами выбирали дорогу.
Перед рассветом, когда в лесу замолкли совы, казаки Карпа пробирались через потайной лаз в каменной стене монастыря, указанный им самими монахинями. Они горели ненавистью к шляхтичам, почти все были ранены в бою. Монахини промыли казакам раны кипяченой водой, смазали смальцем и перевязали белыми, выстиранными в гречишной золе бинтами.
Карпо разрешил Тимоше Хмельницкому, который теперь был старшим в осиротевшей семье, уехать на хутор к Филону Джеджалию. Он пытался отговорить его:
— Война, Тимоша, не для таких мальцов, как ты. Думаешь, как удался ростом, так уже и казак… Да и нельзя оставлять сестер и Юрася. Кому, как не тебе, быть их опорой…
Тимоша смущался, ему не хотелось перечить Карпу, которого он боготворил за его военную смекалку и во всем старался подражать ему. Кроме того, Карпо считался побратимом отца. Но у подростка ломался характер, в нем уже бурлила юношеская удаль. И все же, хотя в душе и не соглашался с Карпом, не выражал своего протеста. Он только исподлобья смотрел на Карпа, буркнув, что не станет ожидать еще одного нападения подстаросты. Карпо решил не удерживать его, только предупредил:
— Смотри, никому не говори, куда путь держишь. Не каждый нищий признается, на какое богомолье собирается. Может быть, ты поехал бы в Киев, к святым отцам на учение. Почему бы и нет, разве не
