Она подняла руку, как будто пытаясь остановить художника.
— Почти незаметный. И вообще я не уверена. И все же…
— Похож он на этого типа?
Рондье показал ей карточку. Старуха отрицательно покачала головой, и ромовая баба заколыхалась.
— А на этого?
Прежде чем она успела ответить, Ле Гофф пояснил:
— Если между вашим клиентом и портретами, которые мы вам показываем, есть сходство в деталях, скажите. Это может быть подбородок, нос, ухо, рот. Короче, любая деталь, которая напомнит вам этого типа.
Новенький зубной протез сверкал на наштукатуренном лице старухи.
— Я поняла. Вы называете это фотороботом?
— Именно, — подтвердил Рондье. — Сядем и начнем. И имейте в виду — кто поможет в его поимке, получит пять кусков.
— Пять кусков? Без обмана? Господи Боже, да садитесь же поудобнее!
Она засеменила к стоявшему посреди комнаты столу и принялась убирать с него посуду и пустые бутылки.
XVI
«Радуйся, Мария благодатная, Господь с тобой. Благословенна ты между женами, благословен и Иисус, плод чрева твоего».
Вечерняя служба подходила к концу, и в церкви царила величественная тишина. Священник, перед которым юный служка нес крест, благословил немногочисленных молящихся и исчез, будто растворившись в стене.
Стоя на коленях, Сальваторе Маналезе перебирал сильными пальцами бусины четок. Время от времени до него долетал нежный голос Марии. Она так и не научилась молиться молча. Что-то заставляло ее выражать благочестивые чувства вполголоса. Может быть, она надеялась, что так ее мольба об избавлении семьи Маналезе от горестей лучше дойдет до Господа.
Справа от сицилийца кто-то пошевелился. Тишину святого места нарушил едва слышный звук. Сесилия, стоявшая между дедом и матерью, увидела издали, как служительница гасит свечи, и не смогла удержаться от восклицания. Тереза подняла карающую длань, но задела старика. Тот всегда был снисходителен к малышке. Властным жестом он остановил руку дочери. Сесилия опустила голову, как будто сгорая от стыда, но это было чистой воды притворством. В присутствии деда у нее не могло быть никаких неприятностей, скорее наоборот.
Стоявшая слева от Сальваторе Мария призвала членов своей семьи к порядку. Все повторили за ней: «Святая Мария, Матерь Божия, молись за нас, бедных грешников, и ныне, и в час нашей кончины. Да будет так», — и перекрестились. То же сделала и малышка, не отводя взгляда от служительницы и давясь от смеха. Затем все направились к выходу вслед за главой семьи.
Вскоре старый авантюрист, которого окружающие считали уважаемым коммерсантом, остановил «бьюик» перед своим магазином. Он проводил женщин до дверей, но сам не вошел. Наклонившись, он поднял девочку, торопливо прижал ее к себе, перекрестил и с улыбкой пробормотал:
— Будь умницей, бамбина.
Потом отдал ребенка матери и сказал ей:
— Ты знаешь, где меня найти. До отъезда мне еще нужно кое-что сделать.
Гордо кивнув, Тереза увела дочь. Старики посмотрели друг на друга, не произнося ни слова. Перед тем, как повернуться, глава клана Маналезе сказал:
— До скорого, жена.
— Храни тебя Господь, Сальваторе.
Прежде чем войти в дом, она подождала, пока он отъедет. Мария никогда не задавала вопросов. Ей никогда ни о чем не говорили. Она все знала и так. Интуиция… Сколько раз за их долгую жизнь она прощалась с мужем, не зная, вернется ли он? Как правило, ей было неизвестно, куда он отправляется. Только однажды, когда его ранили, он приказал ей приехать в Колумбию, в Боготу. Но это было уже давно, еще до рождения детей. Теперь к тревоге за Сальваторе прибавилась новая: сыновья пошли по его пути. Она не смогла воспротивиться этому. У нее было только одно право: подчиняться и страдать. Она ведь была Маналезе, а ее Сальваторе — главой клана.
Набитая полицейскими черная «ДС» с длинной антенной затормозила у дверей магазина «Картье». За ней остановился бронированный фургон, за ним — еще одна «ДС». Справа пристроились шесть мотоциклистов-полицейских в шлемах и высоких сапогах. Они оставались в седле, поставив ногу на землю и не включая работавшие на малом газу двигатели. Время было рассчитано точно, потому что всего через три секунды из дверей вышел директор знаменитой фирмы с чемоданчиком в руке. Пока он шел по тротуару, полицейские провожали его взглядом, одновременно следя за происходящим вокруг. Задняя дверь фургона приоткрылась, пропуская директора и его драгоценную ношу. Потом дверь захлопнулась, сухо щелкнула внутренняя задвижка, и конвой тронулся с места.
Серджо быстро вышел из бистро, откуда он наблюдал за происходящим, и вскочил в свою «симку».
Несмотря на довольно поздний час, аэропорт Орли продолжал извергать из своих недр пассажиров, прибывавших со всех концов земли. Сальваторе предъявил посадочный талон и прошел через ограждение. Впереди него шел Джек. Недоверчивый старик не решился кому-нибудь доверить заботу о пилоте, ведь в задуманном деле тот был его главным козырем. Нельзя было позволять ему напиваться, бегать по девкам или пасть духом. Вот уже несколько дней Сальваторе не спускал с него глаз. Он постоянно был начеку, и от его присутствия у бывшего летчика возникало ощущение неотвратимой опасности. Ведь Сальваторе представлял здесь Фрэнки Витторио. От Витторио же зависело, будет ли ввязавшийся в темную историю американец жив или умрет, получит солидный куш или окажется за решеткой.
Поднявшись наверх, в огромный застекленный зал, откуда можно было наблюдать за приземлением и взлетом самолетов. Сальваторе подошел к окошку почты и сделал вид, что листает справочник. Проходя мимо, Серджо задел отца и вместо извинений прошептал:
— О'кей. Погрузка началась.
Сальваторе даже не посмотрел в его сторону. Склонившись над справочником, он выписал из него какой-то номер и вернулся в зал. При взгляде на него никто не смог бы догадаться, кто он такой. В перчатках из кожи пекари, иденовской шляпе, блестящих черных ботинках, темно-сером костюме и отлично сшитом габардиновом пальто, с дорогим чемоданчиком в руке, он казался воплощением строгого достоинства.
Вокруг огромного «Боинга-707», под чудовищной тяжестью которого прогибалась земля, суетились служащие и грузчики. В теплом воздухе, вызывая тошноту, стоял запах авиационного топлива. В небе мигали огни, а на земле, ревели двигатели готовых к взлету «Каравелл».
У трапа, ведущего в салон первого класса, выстроились в ряд вооруженные полицейские, готовые дать отпор налетчикам. Но кто бы осмелился… Командир дал знак охране фургона, задняя дверь его открылась, и из нее друг за другом вышли восемь ювелиров. Это были представители лучших ювелирных фирм: «Клерк», «Бушрон», «Картье», «Шоме», «Альбукерк», «Ван Клифф и Арпельс», «Мобуссен» и «Хэрри Уинстон», — магазины которых располагаются на Вандомской площади, на Рю-де-ля-Пэ и в прочих местах, где мало дешевых доходных домов. В руках каждого из сошедших на бетон аэродрома был маленький чемодан, для безопасности прикрепленный цепочкой к поясу. Тому, кто решил бы лишить их драгоценного груза, пришлось бы не сладко! Ювелиры поднялись по трапу в салон. Их шествие замыкали два полицейских из специального подразделения, которые должны были лететь вместе с ними. Жрецы золота и драгоценных
