Вся эта литература увенчалась знаменитым трудом Эразма, написанным на латыни и переведенным на несколько народных языков, «Об учтивости манер у детей» («De civilitate morum puerilium»), который пользовался огромным успехом в XIV веке. Так в XIII веке родилась Европа хороших манер[42].
Двусмысленность в возвеличивании труда
XIII век стал также свидетелем важных изменений в ментальности и в отношении людей к основной сфере человеческой деятельности, где еще и сегодня чувствуется средневековая традиция, — к труду. В раннем Средневековье труд обладал двусмысленным статусом; особенно трудно было определить его место в монастырской жизни. Монастырские уставы, начиная с того, что был создан св. Бенедиктом, налагали на монахов двойное бремя: интеллектуальный труд по переписке рукописей и экономический, сельскохозяйственный труд ради пропитания. Эта обязанность трудиться была для монахов актом покаяния. Книга Бытия говорит, что Бог обрек Адама и Еву на труд в наказание за первородный грех. Монастырский труд, являясь покаянием, был также и искуплением, и вот таким образом возникло понятие о труде как ценности. Поскольку монах пользовался почтением в обществе раннего Средневековья, то факт, что наиболее почтенные люди в этом обществе, монахи, трудятся, парадоксальным образом придавал позитивную ценность самому труду. Почтение к труду возрастало от XI к XIII веку. Технологический прогресс в области сельскохозяйственных работ, развитие ремесленного труда в городах, стремление к богатству и более высокому социальному статусу, достижимым с помощью труда, наложились на образ труда как такового. Как мы видели, купцы и университетские профессора получали признание в обществе благодаря своему труду. Монахов нищенствующих орденов критиковали за то, что те отказывались работать, а они, защищаясь, доказывали, что их проповедь — тоже труд. Общественные группы, демонстрировавшие свое превосходство отказом от труда, — праздными оставались монахи созерцательных орденов, воины, рыцари и дворяне — вынуждены были считаться с возрастанием значения труда в обществе и в умах. Ремесло военного представлялось теперь как полезный ратный труд в защиту слабых. Проповедь клириков еще до того, как нищенствующие братья выстроили свою защиту, была признана похвальным делом. В этом возрастании оценки труда весь мир куртуазности и рыцарства почувствовал себе угрозу. Появилась пословица: «Труд отвагу превозмогает». Однако представление о труде все еще страдало неполнотой. Не было даже особого слова, обозначавшего труд, а значит, не существовало и самого понятия. С одной стороны, слово labor более всего говорило об усилии (хотя от него произойдет французское laboureur, «земледелец», и английское labor, «труд»), a opera подразумевало, прежде всего, продукт труда, oeuvre, «произведение» (хотя от него произойдет ouvrier, «рабочий»). Возникло и закрепилось различие, даже противопоставление между ручным трудом, более чем когда-либо презираемым, и другими, почетными и уважаемыми формами труда. Поэт Рютбёф с гордостью провозглашает:
Так родилась Европа, в которой труд был двусмысленным делом, одновременно и достойным, и недостойным. Этой двусмысленности способствовало также и то, что Церковь, богатые и обладающие властью воспевали труд, кажется, только для того, чтобы держать тружеников в рабстве у хозяев. Спор продолжается и поныне, и фундаментальное изменение отношения к труду в наше время представляет собой великий поворот, переживаемый так называемыми «передовыми» обществами.
Европа, монголы и Восток
В XIII веке окончательно наметилась эволюция, крайне важная для процесса складывания Европы. Как это почти всегда и бывает, европейское самосознание начало формироваться перед лицом врагов, или «других»: в античности это были персы, позже — варвары и язычники, и, наконец, мусульмане. Последний штрих в этой картине выстраивания самосознания был добавлен в XIII веке монголами. Во время нашествия 1241 года монголы продвинулись на запад до Силезии, но затем отступили к востоку; этот набег потряс воображение христиан, вызвав среди них панический страх. Французский король Людовик Святой готовится к мученической смерти, и во время крестового похода на Восток он не перестанет размышлять, то в позитивном плане, то в негативном, об этих странных монголах, которые могли бы быть и ужасными врагами, и союзниками в борьбе против ислама. Страх перед монголами подкрепил важное решение, созревшее в умах, а именно отказ от крестовых походов. Все больший интерес христиан к их собственным землям, имуществу и делам на Западе пошатнул волю к крестовым походам. Монгольская угроза подорвала интерес к Святой Земле.
В ходе медленного создания границ, которые были поначалу территориями, зонами, а не линиями, которые позже проводили государства, в восточноевропейских землях утвердилась новая, окончательная граница христианской Европы. Христианскими странами, сформировавшими это новое видение, стали сначала Венгрия, а затем Польша. Эти страны провозгласили себя форпостами христианства против язычников-варваров, в первую очередь монголов, но также и куманов в Венгрии, пруссов и литов в Польше. Наиболее четкое выражение этой новой ситуации и этих новых идей запечатлено в письме, которое написал Папе король Венгрии Бела IV между 1247 и 1254 годами. Монарх объявляет в этом письме, что татары (так европейцы называли монголов) твердо намерены в скором времени вести свою бесчисленную армию
Эта Европа — «новая». Она появилась в результате мощного рывка в развитии христианского мира, который продолжался приблизительно с XI до середины XIII века. По моему мнению, между серединой XI и серединой XIII веков — эти даты весьма приблизительны, потому что великие исторические перемены редко удается датировать с определенностью, — происходит глубокое изменение всех основных ценностей европейского христианского общества. Этот решительный поворот происходит, как мне представляется, по той причине, что значительная часть населения в этот период осознает великий прогресс христианского мира и его последствия. Этот прогресс с большей или меньшей интенсивностью и с временными разрывами (ситуация зависела от конкретной местности или среды) обозначился, как мы видели, во всех областях общественной жизни: в технологической, экономической, социальной, интеллектуальной, художественной, религиозной и политической. Новые ценности проникли во все общественные сферы, находящиеся в сложном взаимодействии друг с другом: в ходе перемен то одна, то другая сфера приобретала большее значение и начинала выполнять функцию ускорителя. То это было развитие городов, то сельскохозяйственная революция, то бурный рост населения, то возникновение схоластических методов и нищенствующих орденов, то перемены, касавшиеся крестьянства, то появление новых категорий горожан, например бюргерства, но всегда между этими сферами сохранялось взаимодействие.
