используем. Кто же настоящие убийцы? Вовсе не те, кто делает оружие! А те, кто не допускает вывоз! – Аплодисменты. Потом аплодисменты усилились, когда они сообразили, что это для него важно. – Страждущие восстают? Цветные встряхивают беззаботный мир? Так и надо. Если племя не может за себя постоять, чем быстрее оно вымрет, тем лучше! – Он слегка дружески встряхнул Дэниэла. – Посмотрите на этого парня. Это прекрасный человеческий материал. Знаете почему? Стой, Дэнс. Он из рода тех, кто выжил. В течение сотен лет шел отбор: сильные дети выживали, слабые погибали. Выжившие соединялись с выжившими, и родился он. Спросите евреев, правда, Китти? Китти согласна. Мы за естественный отбор. Лучшие из помета, и так каждый раз. – Он развернул Дэниэла кругом и указал на дом. – Пора спать, старина. Томас сейчас придет и тебе почитает.
Какое-то мгновение Джед разделяла всеобщее воодушевление. Она не аплодировала, но по тому, как она улыбалась и как сжимала руку Роупера, было ясно, что его речь, пусть на короткое время, избавила ее от ощущения вины, или сомнения, или замешательства, в общем, чего-то такого, что в последние дни не давало ей, как всегда, наслаждаться совершенством мира.
Однако несколько минут спустя она тихо ускользнула наверх. И больше не появилась.
Коркоран и Джонатан сидели в садике дома Вуди и пили холодное пиво.
На остров Мисс Мейбл опустились розоватые сумерки. Готовясь навсегда уйти, день напоследок подкрасил облака багрянцем.
– Парня звали Сэмми, – мечтательно проговорил Коркоран. – Да, именно Сэмми.
– Ну и что он?
– Служил на той яхте, которая была до «Паши», – на «Паоле».
Джонатан приготовился выслушать исповедь Коркорана об утерянной любви.
– Сэмми из Кентукки. Бравый был парнишка. Целый день, бывало, снует туда-сюда по мачте, как какой- нибудь герой «Острова сокровищ». «Зачем он это делает? – думал я. – Красуется? Перед девчонками? Или парнями? Передо мной?» Шеф в это время был занят товарами. Цинк, какао, резина чай, уран и прочее. Иногда просиживал ночи, продавая, покупая, перепродавая на стороне, играя на повышение, получая прибыль. Конечно, без лишнего шума, действуя очень осторожно. А этот малыш Сэмми все сновал туда-сюда по мачте. И тут я сообразил. Да, подумал я, вот в чем дело, Сэммивел, мой мальчик. Ты занимаешься тем, чем я бы сам занимался. Ты шпионишь. Поэтому, дождавшись, когда мы пришвартовались и команда, как всегда, сошла на берег, я достал лестницу и полез на мачту сам. Чуть не убился, но нашел что искал за самой антенной. Потайной микрофон. Снизу-то его не было видно. Сэмми подслушивал то, что происходило в каюте шефа, а затем закладывал его и тех, кто вел с ним дела. Они тогда объединили свои капиталы. К моменту, когда мы его разоблачили, уже сумели превратить семьсот долларов в двадцать тысяч.
– И что вы с ним сделали?
Коркоран покачал головой, изображая сожаление.
– Дело в том, мой милый, – произнес он так, как будто Джонатан был в силах ему помочь, – что, когда я смотрю в твои загадочные глаза, все во мне сигналит, вот новый милашка Сэмми, карабкающийся куда-то по мачте.
Было девять утра следующего дня. Фриски подкатил в «тойоте» под окна Джонатана, сигналя для пущего эффекта.
– Форма одежды парадная, Томми. Шеф требует тебя немедленно на тет-а-тет. Собирайся сейчас же и держи хвост пистолетом.
Паваротти изливал неизбывную тоску. Роупер стоял перед большим камином, читая какой-то документ через полулинзовые очки. На софе развалился Лэнгборн, небрежно положив руку на колено. Бронзовые двери затворились, и в то же мгновение музыка оборвалась.
– Это подарок для вас, – сказал Роупер, продолжая читать.
Коричневый конверт, лежащий на черепаховом столике, был адресован господину Дереку С. Томасу. Ощутив его тяжесть, Джонатан невольно вспомнил Ивонну, ее бледное лицо в «понтиаке» на обочине автострады.
– Вам это понадобится, – сказал Роупер, прерываясь, чтобы протянуть Джонатану серебряный нож для разрезания бумаг. – Смотрите не порежьте. Чертовски дорогая штука.
Он, однако, не возобновил чтение, а стал наблюдать поверх очков за Джонатаном. То же делал и Лэнгборн. Под их взглядами Джонатан разрезал обертку и вытащил новозеландский паспорт со своей собственной фотографией внутри на имя Дерека Стивена Томаса, сотрудника компании, родившегося в Мальборо, Южный остров, срок действия – три года.
Момент, когда он увидел и ощутил эту штуку в руках, был для него чрезвычайно и даже до смешного волнующим. Его глаза затуманились, к горлу подкатил комок. Роупер защитит меня. Роупер мой друг.
– Я им велел поставить сюда несколько виз, – с гордостью заявил Роупер. – Так он выглядит не слишком новеньким. – Он отложил документ, который читал. – Не следует доверять слишком новому паспорту, так я думаю. Лучше, когда он старый. Так же как таксисты из третьего мира. Ведь есть какая-то причина, почему они выжили.
– Спасибо, – сказал Джонатан. – Огромное спасибо. Он великолепен.
– Теперь вы на ходу, – сказал Роупер, оставаясь доволен своей собственной щедростью. – Визы в порядке. Паспорт тоже. Не упустите удачу. Когда потребуется обновить, обратитесь в какое-нибудь их консульство за границей.
Расслабленность Лэнгборна искусно подчеркивала бодрое удовлетворение Роупера.
– Эту штуку надо подписать, – сказал он. – Но сначала лучше потренируйтесь.
Под наблюдением обоих Джонатан несколько раз написал на листе бумаги «Дерек С. Томас», пока они не одобрили. После этого он подписал паспорт. Лэнгборн взял его в руки, закрыл и протянул Роуперу.
– Что-то не так? – спросил Лэнгборн.
– Я полагал, он мой. И должен быть у меня, – сказал Джонатан.
