Не переставая восхищаться Джонатаном, кюре наклонил фотографию так, чтобы на нее лучше падал свет.
– Я хочу вытащить его куда-нибудь в наш медовый месяц, сюрпризом, – объяснила Ивонна. – Но у него нет паспорта, и я хочу вручить ему его прямо у алтаря.
Старик уже шарил по карманам в поисках авторучки. Авторучка была у Ивонны наготове. Перевернув обе фотографии лицом вниз и пододвинув их к священнику, она смотрела, как тот медленно, как ребенок, выводит свою подпись – сначала на одной, потом на другой (подпись церковного чина, которому законами Квебека дано право сочетать людей браком). Она снова открыла сумочку и извлекла на этот раз незаполненный бланк ходатайства «Formile A pour les personnes de 16 ans et plus»[33] и показала то место, где он должен был еще раз расписаться теперь уже в качестве свидетеля, лично знакомого с просителем.
– Но сколько же времени я его знаю? Я же его, негодника, ни разу не видел!
– Пишите – всю жизнь, – подбодрила Ивонна, наблюдая, как он выводит «la vie entiere»[34].
«Том, – ликуя, телеграфировала она в тот же вечер. – Церкви нужно твое свидетельство о рождении. Пришли срочно на адрес „Бабетты“. Люби меня крепко. Ивонна».
Когда Джонатан тихонько поскребся в ее дверь, она притворилась спящей и не отозвалась. Но когда он подошел к ее кровати, она вскочила и еще более пылко, чем когда-либо, обхватила его руками. «Я сделала, – взахлеб шептала она. – Получилось! У тебя будет паспорт».
Вскоре после этого в непоздний час мадам Лятюлип позвонила громадному комиссару полиции и напросилась на аудиенцию в его роскошном офисе. Она была в розовато-лиловом, который, по-видимому, должен был означать тихую скорбь.
– Анжелика. – Комиссар пододвинул ей кресло. – Дорогая. Всегда рад тебя видеть.
Как и кюре, комиссар полиции был уже в продвинутых летах. Фотографии, развешанные на стенах, изображали его в лучшие годы: там он в шубе правил собачьей упряжкой, там на коне скакал через прерии в погоне за преступником. Но теперь он смотрелся пародией на былого героя. Дряблые складки скрывали некогда мужественный подбородок. А лоснящееся брюшко больше походило на футбольный мяч, которому тесно в кожаной оболочке.
– Кто-то из твоих девочек опять впутался в историю? – спросил он с понимающей улыбкой.
– Благодарю, Луи, насколько я знаю, пока нет.
– Тогда, значит, кто-то запустил руку в твою кассу.
– Нет, Луи, благодарю, наши счета в порядке.
Комиссар уловил ее угрожающий тон и приготовился защищаться.
– Рад слышать, рад слышать, Анжелика. А то в последнее время отбою нет от таких историй. Не то что раньше. Un p'tit[35] глоточек?
– Спасибо, Луи, я не по частному делу. Я хочу, чтобы ты занялся молодым человеком, которого Андрэ нанял в гостиницу на работу.
– Что же он натворил?
– Скорее Андрэ натворил. Он взял на работу человека без паспорта. Это было очень наивно с его стороны.
– Андрэ хороший парень, Анжелика. Один из лучших в городе.
– Чересчур хороший. Молодой человек служит у нас уже несколько недель, а документы его все еще не пришли. Он ставит нас в неудобное положение. Из-за него мы нарушаем закон.
– Но мы не можем приказать Оттаве, Анжелика. Ты сама это знаешь.
– Он говорит, что он из Швейцарии.
– И отлично. Швейцария – чудесная страна.
– Сначала он сказал Андрэ, что его паспорт в иммиграционном отделе, а потом что – в швейцарском посольстве на перерегистрации. Теперь он снова все врет. Где его паспорт?
– Но у меня нет его паспорта, Анжелика. Ты же знаешь, что такое Оттава. Эти фокусники три месяца могут подтирать себе задницу. – Комиссару явно самому понравилась столь ловко составленная фраза.
Мадам Лятюлип покраснела. Точнее, не покраснела, а побагровела, что заставило комиссара встревожиться не на штуку.
– Он не швейцарец, – выкрикнула она, выходя из себя.
– Откуда ты знаешь, Анжелика?
– Я звонила в посольство Швейцарии. Сказала, что я его мать.
– И что же?
– Я им сказала, что возмущена проволочками, что мой сын не может нигде устроиться на работу, что у него поэтому депрессия и, если они не могут выслать паспорт, пуст пришлют какую-нибудь справку, что все в порядке.
– Замечательно, Анжелика, ты очень умно поступила. Настоящая актриса. Я всегда помню об этом.
– Но они не знают никакого Жака Борегара, который был бы из Швейцарии и жил теперь в Канаде. Все это ложь. Он не швейцарец. Он соблазнитель.
– Он –
– Он соблазнил мою дочь, Ивонну. Он вскружил ей голову. Он мошенник в благородном обличье. Он
