голенастая, хохочущая на лужайке для крокета; Джед – ослепительная хозяйка острова, развлекающая за столом трех толстощеких банкиров из Сити, изливающая на них поток очаровательных штампов.
– Я хочу сказать,
Порой Джед дурачилась. Поймав предостерегающий взгляд Роупера, она прикрывала рот рукой и говорила:
– Умолкаю. – А то, когда прием заканчивался и все банкиры наконец отправлялись спать, она поднималась по парадной лестнице дома, склонив голову на плечо Роупера и обхватив его сзади рукой.
– Правда, мы были совершенно великолепны? – спрашивала она.
– Да, чудесный вечер, Джедс. Очень весело.
– Но ведь они все такие нудные, – говорила она, зевая. – Боже, мне порой так не хватает школы. Надоело быть взрослой. Спокойной ночи, Томас.
– Спокойной ночи, Джед. Спокойной ночи, шеф.
Был абсолютно семейный вечер на Кристалле. Роупер любил камин. Как и шесть коккер-спаниелей, устроившихся уютной кучкой подле него. Дэнби и Макартур прилетели из Нассау, чтобы провести деловой разговор и отбыть завтра на рассвете. Джед устроилась на стульчике у ног Роупера, вооружившись бумагой, ручкой и очками в золотой оправе, которые, Джонатан готов был поклясться, ей были ни к чему.
– Дорогой, у нас опять будет этот худосочный грек со своей чернявой мышкой? – спрашивала она, возражая против включения доктора Пауля Апостола и его дамы в список гостей, приглашенных на зимний круиз яхты «Железный паша».
– Апостол? Эль Аппетито? – переспросил Роупер с недоумением. – Разумеется. Апо – деловой человек.
– Они ведь даже не греки, вы знаете, Томас? Вовсе не греки. А выскочки турки и арабы. Все настоящие греки вымерли давным-давно. Им вполне подойдет «персиковая каюта» с душем.
Но Роупер не согласился.
– Нет, они получат «голубую каюту» с ванной, иначе Апо будет дуться. Он любит ее намыливать.
– Он может ее намыливать под душем, – заявила Джед, решив посопротивляться для виду.
– Нет, он не достанет – слишком мал ростом. – И все дружно посмеялись над шуткой шефа.
– Разве старина Апо еще не оставил свои проделки? Я думал, он утихомирился после того, как его дочь покончила с собой, – сказал Коркоран, выглядывая из-за массивного стакана с виски.
– Он просто говел, – сказала Джед.
Ее вольные шуточки действовали гипнотически. Было что-то необыкновенно смешное для всех и для нее самой в том, что она с отличной английской дикцией вдруг произносит вульгарные словечки.
– Милый, а как нам быть с Донахью? Дженни, как только ступила в тот раз на палубу, вся уписалась, а Арчи изговнялся.
Джонатан поймал ее взгляд и изобразил полное безразличие. Джед вздернула брови и посмотрела на него, как бы вопрошая, а кто, собственно, ты такой? Но Джонатан вернул ей этот вопрос с удвоенной силой, отвечая глазами: «Интересно, кем ты сегодня себя воображаешь? Я Томас. А ты, черт побери, кто?»
Он видел отдельные фрагменты ее тела. Кроме обнаженной груди, которую ему посчастливилось созерцать в Цюрихе, он как-то схватил ее нагое по пояс отражение в зеркале, когда она переодевалась в своей комнате после верховой езды. Руки подняты, ладони сложены на шее для выполнения каких-то диковинных упражнений, о которых она, должно быть, прочитала в своих журналах. Что касается Джонатана, то он, кажется, сделал все возможное, чтобы вовсе не смотреть в этом направлении. Но она занималась гимнастикой каждый день, и потому разок-другой взглянуть было простительно.
Он хорошо помнил ее длинные ноги, шелковистую гладь спины и неожиданную мальчишескую угловатость плеч. Помнил не загоревшие с внутренней стороны руки, движения бедер, когда она сидела в седле.
Был случай, о котором Джонатан старался не вспоминать. Думая, что это Роупер, она крикнула из ванной: «Дай мне быстрее полотенце!» И поскольку он проходил мимо их спальни, после того как читал Дэниэлу Киплинга, и дверь была приоткрыта, и поскольку она не упомянула конкретно Роупера, и он верил, или почти верил, что она обращается к нему, и поскольку внутренний кабинет Роупера, находившийся за спальней, был предметом особого интереса Джонатана, он осторожно коснулся двери, как бы собираясь войти, и застыл в четырех футах от несравненной картины ее наготы, пока она стояла, прижимая к глазам салфетку, и, проклиная все на свете, старалась вытереть мыло. С бьющимся сердцем Джонатан скрылся и на следующее утро, взявшись первым делом за свой волшебный ящичек, говорил десять минут с Берром, ни разу не упомянув ее имени:
– Там находятся спальня и гардероб, а за спальней – маленький кабинет. Там он держит свои бумаги. Я уверен.
Берр сразу испугался. Быть может, уже на раннем этапе он ощутил опасность:
– Держись подальше от этого места. Слишком рискованно. Сначала внедрись, а потом шпионь. Это приказ.
– Хорошо себя чувствуете? – спросил Роупер у Джонатана во время их пробежки по берегу в обществе нескольких спаниелей. – Как здоровье? Восстанавливается? Труди, глупышка, слезай оттуда! Говорят, малыш Дэнс вчера неплохо сходил в море?
– Да, он очень старался.
– Надеюсь, вы не из левых? Корки считает, что, возможно, вы немного розовый.
– О Господи, нет. Это никогда не приходило мне в голову.
