священник, находящийся около, – ее духовник, который повелительным жестом указывал ей на небо.
Она прошептала:
– Отец, подними меня, сложи мои руки, так как силы оставили меня. Мое сердце слышало слова твои, и я вполне отдаюсь твоей воле.
Она упала на руки патриарха, склонив свою бедную голову на панагию, висевшую у него на груди.
– Осанна! – вырвавшееся из уст владыки пронеслось по паперти церкви, было радостно подхвачено дьяконами и всем клиром, а звуки органа, раздавшиеся изнутри базилики, казались голосом самого Бога.
Они разливались как волны, восхваляя силу Божью, возбуждая милосердие, унося печали, как порыв урагана уносит легкую соломинку; они зажигали в сердцах надежду и утешение.
Припав бледным лицом к груди Полиевкта, Ирина чувствовала, как это чудное пение утишало боль ее сердца. Она жила теперь без сожаления, без воспоминаний, как бы избранница, проникнутая словами Божиими. Райские мелодии раздавались в ее ушах, звуки арф, пение ангелов, победные трубы архангелов доносились сначала издалека, а потом все ближе и ближе. Все ближе и ближе слышались ритмические шаги небесного воинства…
Вот оно уже тут, близко, на форуме, на котором раздается топот лошадей, бряцание оружия и резкие звуки медных фанфар…
Ирина содрогнулась.
Она подняла голову, зрачки ее расширились, из уст вырвался крик любви, взволновавшей ее грудь; закинув руки за голову, как бы от невыносимой муки, она в неудержимом порыве, голосом, покрывавшим шум на форуме, торжественное пение на паперти в церкви, воскликнула:
– Дромунд!
Глава 36
Дромунд
Да, это был он! В блестящем шлеме, в наброшенном, как в день торжества, сверх серебряной кольчуги, золотом хитоне, расшитом гроздями винограда и листьями папортника, с мечом в руке, ловко сидя верхом на кровном сирийском жеребце, подъезжал с торжественно неподвижным лицом Дромунд. Рядом с ним ехал Харальд, тоже верхом, держа в руке красное норманнское знамя. За ними толпились норманны, опьяненные выпитым пивом, которым на славу угостил их в этот раз Дромунд.
При виде этого явления Ирина совсем потерялась.
Принятое ею решение заставляло ее следовать за патриархом, а непреодолимое очарование влекло к воину. Она долго боролась с собою, но, наконец, как бы моля о прощении за то, что ее губы произнесут еще раз имя, которое должно быть забыто, она воскликнула:
– Прости меня, Дромунд, я разбила нашу любовь!
Сильно натянув поводья, Дромунд сразу осадил своего жеребца на задние ноги; остановленные так неожиданно норманны столкнулись, звеня оружием.
С паперти церкви патриарх следил, как дружина наполняла форум. Он стоял впереди других священников, как бы посланник Божий, и, обратясь к норманну, сказал:
– Удались, язычник! Не совершай нечистого дела. Эта женщина больше не принадлежит тебе; она возвратилась ко Христу.
Взрыв хохота опрокинул назад голову, увенчанную шлемом; потом, бросив поводья так быстро, что никто другой не успел их подхватить, Дромунд соскочил с лошади и, подняв свой меч, бросился на Полиевкта, но принужден был остановить свой удар, так как Ирина стояла между ними. Он смотрел на Ирину, скрестив руки на широкой груди, на которой она так любила отдыхать. Дромунд казался ей в эту минуту сверхъестественным явлением, призраком прошлого. Он произнес:
– Ты мне дала слово!
Ирине было горько сознавать, что он считает ее обманщицей.
– О Дромунд! – сказала она. – Никогда я тебя не обманывала! В тебе я действительно любила представителя вечной любви, идеал не от мира сего!
В голосе воина послышалась нежность, когда он сказал:
– Пока не перестанет биться мое сердце, я буду любить тебя! Невыразимым утешением были эти слова для души Ирины после стольких тяжелых испытаний.
– Но я умираю, Дромунд! – сказала она, нежно улыбаясь. – Примирись с тем, что я раньше тебя пойду умолять Судью Всевышнего, чтобы Он соединил наши души в жизни вечной.
Это еретическое желание Ирины рассердило патриарха, и он резко сказал:
– Выбирай же!.. Ирина прошептала:
– Я ваша.
Дромунд схватил ее своими железными руками. Он не желал причинить ей боль, он только хотел заставить ее посмотреть себе в глаза и нежно шептал ей:
– Ирина, вспомни… Она умоляла:
– Пощади!.. Он продолжал:
– Вспомни эту волшебную ночь… первую в саду… при луне. Ночь, когда душой и телом ты вся отдалась мне! Наши души слились тогда навсегда!
– Сжалься!
– Вспомни!..
Он смолк, оставляя воспоминаниям оживать в ней. Полиевкт почувствовал, что любовь победит, и воскликнул:
– Прочь, сатана!
– Ирина…
Он не могла оторвать глаз от лица Дромунда, она все же прошептала:
– Владыко! Не оставляй меня!
И, бросившись на руки Полиевкту, она прижалась щекой к его жесткой седой бороде. Желая вызвать в Ирине сознание, которое в ней понемногу затемнялось, патриарх спросил:
– Кого же выбираешь ты, Бога или этого человека?
Дромунд стоял, тоже наклонившись над Ириной, и, пристально смотря в лицо, ждал ответа. Она шептала как в агонии:
– Бога…
– Умри же! – воскликнул Дромунд, вонзая свой меч в ее грудь.
– Благодарю!
То дворцовый сад, где гуляет нарядная толпа. Троил и Агафий там и Евдокия тоже; они болтают смеясь, вдруг с берега моря доносится голос…
О милые братья, скажите, кто это поет? Его голос меланхоличен, как догорающей день… Он поет о том, что живет в моем сердце. Как он прекрасен, как силен этот человек, обреченный на казнь! Уйди, палач! Это добыча не для тебя, он принадлежит Ирине. А она ему! О мой милый, возьми меня! Мой поцелуй, моя честь – все, все твое! Бери и делай, что хочешь… Тебе нужна моя душа? Я отдаю ее. Ты хочешь моих мучений? Готова к ним. Ты берешь мою жизнь? Возьми, она твоя!
Смертельный удар без страданий поразил Ирину, и в предсмертном забытье она улыбалась воспоминаниям, которые, как последние видения, сливались с ослепительным светом небес.
Глава 37
Валкирия
Страшное смятение произошло на паперти большого собора. Священники, дьяконы, монахи, насмерть перепуганные, закрывались стихарями и епитрахилями. Дикие крики ужаса вырывались у певчих. Скрываясь от неравной, оскорбляющей духовный сан, борьбы, священники бежали через открытые двери в церковь. Более храбрые из них останавливались на минуту, умоляли Полиевкта следовать за ними и искать спасения в бегстве.
При виде меча, вонзившегося в грудь Ирины, патриарх в ужасе отступил. Он хотел благословить ее, но было уже поздно. Ирина упала как жертва к ногам Дромунда, стоявшего в торжествующей позе победителя, готового наступить ногой на голову побежденной.
Молодой норманн и старый первосвященник посмотрели друг другу в глаза, первый потрясая мечем, а
