тип с обнаженным тощим торсом, весь увешанный брелоками. Линда и Джон расслаблялись. Уако совершил обряд представления, после чего Джон встал и пылко заключил друга в объятия, долго сжимая его длинными, словно щупальца, руками. Линда продолжала сидеть, приникнув к горлышку «Будвайзера».
– Чему мы обязаны этим нежданным визитом? – осведомилась она.
Ее хриплый прокуренный голос заставил Кейт подумать, что она, наверно, работает на сцене под Марианну Фэйтфул.
– Да мимо проезжал.
– У Татьяны все нормально?
– Татьяна мертва.
Известие произвело впечатление и создало какую-то напряженность у троицы музыкантов. Линда резко выпрямилась, облив подбородок пивом. Брэд стал рассказывать про обстоятельства кончины Татьяны, а Джон, исполненный сочувствия, свернул ему самокрутку с изрядной порцией гашиша.
После выражения соболезнования и нескольких косячков Уако, пошатываясь, встал, держа в одной руке пиво, а в другой дымящуюся самокрутку, приготовленную для настроения, и произнес, раза два рыгнув:
– За нашу… э-эу… группу… Возрожденную!
– Ты что-то чересчур торопишься, – заметила Линда.
– Слушай, Брэд! Бросай ты своих белых медведей! Мы опять на-ачнем здесь, ка-ак раньше, будем играть наши вещи, а вы вдвоем будете петь!
Линда встала и пошла за кайфом. Возвратясь, она бросила три коричневых брусочка в лужу кетчупа и, усевшись на диван, попросила Уако умерить свою радость и свернуть ей косячок.
– Да сама сверни! К тому же ты испортила товар! – накинулся он на нее, пытаясь спасти наркотик.
– Да у меня голова чего-то не работает. Наверно, я перепила. Я все напортачу. Слушай, ну сделай ты мне.
– Ладно, ладно.
Джон сменил диск, выбрав композицию в неопределенном стиле. Извлек из пепельницы анчоус и как ни в чем не бывало съел.
– Слушай, Брэд, есть темка, которую ты не осветил, – пробормотал он, почесывая голову. – Девушка, которая с тобой приехала, кто она такая?
– Это Кейт, – объяснил Уако, прикуривая самокрутку с гашишем.
– Спасибо, это мы знаем, – бросила Линда.
– Брэд спас мне жизнь, – сообщила Кейт, которая до сих пор произнесла лишь «здравствуйте» да несколько раз «нет, спасибо», отказываясь от всех веществ, которые ей предлагали.
– Ах, вот оно что, – протянула Линда. – А вот мою он погубил.
– Заткнись, Линда, – буркнул Джон.
– Мы вместе путешествуем. Расходы пополам, – объяснил Брэд.
– Вы трахаетесь?
– Нет, – поспешно открестился Брэд.
Джон в очередной раз предложил Линде помолчать, а Джон сунул ей в рот свой охнарик.
– Ну что ж, парни, попытаемся воспользоваться тем, что мы опять вместе и слегка под кайфом, и оттянемся. Ты увидишь, Брэд, мы заставим тебя забыть про твой траур. Сперва как следует пожрем, а потом достанем инструменты для семейной вечеринки, Кейт, поешь, доставь мне удовольствие. Осталась еще пицца с острым перцем.
– У меня от нее в желудке печет, – сообщил Уако, мощно пернув.
– А в заднице не печет? – с насмешкой поинтересовалась Линда.
– Да нет… Кстати, ты знаешь, что мне не нравятся эти шутки?
– Да заткнитесь вы оба! – рявкнул Джон.
Брэд и Кейт взяли по куску теплой пиццы.
– Ты ее любишь? – спросила Линда у Брэда.
– Кого?
– Эскимоску.
– Слушай, Линда, ты мне надоела. Я только что потерял Татьяну, женщину моей дерьмовой жизни. Такчто у меня и в мыслях нет заводить шашни с эскимоской.
– Ты тоже из лабухов? – спросил Уако у Кейт, вылив при этом на нее с полбутылки «Будвайзера».
– Нет, сольфеджио отвратило меня от занятий музыкой.
– И что?
– К сожалению, я не умею играть ни на одном инструменте.
– Чем же ты тогда занимаешься в жизни?
– Я – агент ФБР.
Эта новость лишила их дара речи куда эффективнее, чем известие о смерти Татьяны.
– Так ты мусор! – крикнул Уако, отстраняясь от нее, словно она была заразная.
– Паршивая легавая, – уточнил Джон.
– Браво, Брэд, – бросила Линда. – Ты привел к нам агента ФБР как раз, когда мы вовсю смолим. Надо было бы подождать, когда дело дойдет до крэка и шприцов.
Кейт встала, прервав выступления музыкантов.
– Можете не бояться и не прятать свою говенную зелень. Продолжайте расширять сосуды и стимулировать сердцебиение всякой дурью и гашишем. От того, что я повидала здесь, меня тошнит. Сиди, Брэд, сиди, дальше я поеду одна.
И она ушла, провожаемая взглядами пришибленных музыкантов.
33
Брэд нагнал ее около хостела. Она доставала свой рюкзак из багажника «ниссана».
– Кейт, ну чего так отваливаешь?
– А как я, по-твоему, должна отваливать?
Он пригладил волосы, которые сейчас не были перевязаны лентой.
– Со мною вместе.
– Сейчас я намерена пойти спать. За углом тут молодежный хостел. А завтра утром я уеду автобусом. Привет.
Он схватил ее за руку н мгновенно почувствовал, как напрягся ее бицепс. Профессиональный рефлекс. Годы, проведенные в ФБР, приучили Кейт реагировать на малейшую агрессию. Брад ослабил хватку и вложил ей в руку ключи от «ниссана».
– Держи, – сказал он.
– Ты остаешься в Ванкувере?
– Ну, если у тебе больше нет необходимости во мне…
– Но у меня и не было необходимости… то есть нет, я хочу сказать не это… Слушай, я падаю с ног, спать хочу…
– Ну, тогда приятных сновидений… а я уж закончу ночь у друзей. Если завтра ты изменишь решение, я тут, рядышком.
Кейт вошла в гостиницу, которая в это время года отнюдь не была забита. Она сбросила одежду, которую не снимала два дня с лишком, приняла горячий душ и скользнула под шершавые простыни на жесткую, как доска, кровать. Слала она так крепко, что никаких снов не запомнила, за исключением последнего, эротического. По коже у нее бежали мурашки от дивных ласк кого-то неведомого. Тактильные ощущения, одновременно резкие и ласковые, влажные и теплые, жесткие и пронизывающие, предавали ее тело во власть бессознательного, угадавшего, чего ей недостает.
Когда она проснулась утром в воскресенье, слух предупредил ее, что в номере кто-то есть. Она резко села в постели и ощутила запах, мгновенно разогнавший ее настороженность. Запах кофе и гренок. Она различила на стуле, повернутом спинкой к ней, чей-то силуэт.
– Брэд?
– Кейт?
– Как давно ты тут?
– Не знаю. Я не смотрел на часы. Не мог оторвать глаз от тебя спящей. Не знаю, что тебе снилось, но
