любви, а заодно и себя, красивую, показать и гостю, и телезрителям. Роза знает, что если сесть вот сюда, — Джон уселся за стол, — то в эту камеру ее будет видно анфас, а в ту камеру — в профиль. Тогда, чтобы и ее клиента было хорошо видать, его надо посадить вот сюда, — Джон пересел на другое место, — но в эту камеру теперь меня видно только со спины, а в той камере я теперь загораживаю прелестные ножки нашей Розы… Значит, надо сесть вот так…
Натаха глядела и все подмечала.
Оказывается, все не так страшно и не так сложно.
– Первое время во всех комнатах будут стоять мониторы, на которых вы будете видеть все ваши ошибки, как вас видно, а как вас не видно, но потом, когда приедут настоящие гости, мониторы уберем, — сказал Борис.
В спальных комнатах проще — камеры были расположены таким образом, что на какую кровать ни ляг, всегда окажешься в фокусе. А в гостиной с камином две камеры направлены на огроменныи угловой диван, на котором и будут, по замыслу режиссера, разворачиваться основные события их реалитишоу..
После обеда девицы демонстрировали, как они поняли и усвоили урок. Двое приглашенных Джоном захудалых актеров, Олег и Геннадий, должны были изображать гостей.
Сперва с ними работали Роза и Алла. А Натаха с другой девушкой, с Ирой, — на экране смотрели, как их подруги водят гостей по даче, как сажают их перед камерами, как наливают и подают им напитки, как сами садятся гостям на колени, обнимая их…
– Недурно, недурно, — бурчал Джон, искоса поглядывая на Бориса.
– Ничего для первого раза, — кивал Борис.
– А теперь Натали с Ирой, — сказал Джон. И прикрикнул: — Ну, смелее!
Натахе достался Олег, крупный парень лет двадцати. Крупный и даже толстый. Натахе он не понравился. Но не детей же ей с ним крестить и не замуж же за него!
Пошли с Олегом в гостиную.
Режиссерская задача была такой — усадить гостя возле камина, предложить ему выпить, взять в баре бутылку виски, налить Олегу, потом себе и с двумя стаканами проследовать к дивану. Там сесть рядышком и занять его беседой, так меняя позы, чтобы и ему, и зрителям выгодно показать все прелести своей фигуры. Потом, принимая ухаживания Олега, сесть к нему на колени и целоваться с ним. Пока все.
У Олега изо рта дурно пахло гнилым зубом, и еще руки у него были влажные, когда он к ней под лифон лез. И так неловко залезал, что больно сдавил грудь и едва не порвал дорогой аксессуар.
А так все было без чувств, как бывает на ненужной скучной вечеринке с ненужными людьми.
– Нормально, — подытожил Борис.
– Теперь вы все — почти состоявшиеся актрисы, — с энтузиазмом воскликнул Джон, откупоривая шампанское.
– Завтра еще раз закрепим пройденное, а послезавтра первый рабочий день съемок, — сказал Борис.
«Вот и перемены у меня, — думала Натаха, лежа поздно. вечером в кровати. А какие перемены у Агашки? Неужели у нее лучше, чем у меня?»
Агаша очень подружилась с Абрамом Моисеевичем. А как иначе — ведь почти каждый вечер они вместе устраивали людям единственный в их жизни праздник свадьбы, и частица этой праздничности оставалась у них в сердцах.
Агаша стала и веселее, и легче, и подвижнее. Она уже могла сама от начала до конца провести все свадебное торжество, полностью подчиняя себе пеструю толпу гостей и родственников, не смущаясь ни от случайных выкриков, ни от взглядов, ни от выпадов особо разошедшихся мужчин.
– Это тебе посильнее и покруче любой массовки в студии, — приободрял ее Абрам Моисеевич.
Агаша уверенно ходила вдоль длинного стола, за которым гремели вилками и ножами подгулявшие гости, ходила и смело говорила в микрофон как заученные остроты из неиссякаемого арсенала Абрама Моисеевича, так и экспромты собственного сочинения. Ей нравилось, что публика встречала ее репризы смехом и часто отзывалась благодарными аплодисментами.
Она не зашептывала и не заплевывала микрофона, с дикцией и артикуляцией все было «очень вери-велл», как говорил Абрам Моисеевич, а плечики, а осанка, а походка у Агаши были как у выпускницы Щукинского училища, на все пять баллов.
Как же ей пригодилось, что отучилась семь долгих лет в музыкальной школе! Как Агаша была сейчас благодарна своей учительнице Наталье Ивановне за терпение и долгий труд, за желание передать умение чувствовать, понимать музыку. Наталья Ивановна иногда сердилась и даже ругалась, когда у Агаши не получалось правильно сыграть какой-нибудь «Свадебный день в Трольхаугене» Грига, и доводила Агашу чуть не до слез. А когда Агаша получила красный диплом, сама плакала — от счастья и гордости за свою воспитанницу.
Петь Агаша любила всегда и музыку принимала всем сердцем, но стеснялась. Теперь она чувствовала себя свободно под взглядом большой толпы зрителей, и весь ее талант заиграл всеми цветами радуги: она могла и спеть, и станцевать, и состроить клоунаду.
Абрам Моисеевич денег ей за работу не платил. Но ее кормили и поили, подсаживая к общему свадебному столу, и еще с собой заворачивали бутылочку вина, пирожных от десерта, бутербродов, того- сего…
А пару раз растроганные родители жениха и невесты сунули конверт «с бонусом». Один раз «бонус» потянул на сто долларов, а во второй раз на двести. Конверты она отдала Абраму Моисеевичу, и тот без вопросов принял это как должное.
Пару раз жених и невеста приглашали ее на второй день торжества к себе на квартиру. Агаша отказывалась.
И почти каждый вечер ей приходилось просто отбиваться от предложений встретиться, прийти на свидание, а то и просто — сразу выйти замуж за кого-нибудь из сильно осмелевших гостей. Абраму Моисеевичу с его сыном Юрой приходилось оттаскивать Агашу от пьяных влюбившихся в нее дружков жениха, тащивших Агашу в такси, а далее под венец…
– Такова сила искусства, — говорил довольный Абрам Моисеевич, — теперь в тебе огромная сила заложена, Агашенька. Ты умеешь держаться перед людьми, ты умеешь привлекать внимание, ты умеешь не тушеваться, ты умеешь быть настоящей публичной женщиной.
В конце месяца на одну из свадеб приехал дяденька Дюрыгин.
Он опасался, что его узнают и начнут по свадебной простоте отношений к нему приставать, и поэтому наблюдал за своей протеже из проема дверей, ведущих на кухню.
Агаша провела пару соревнований, вдоволь посмеявшись над послушными ее воле женихом, невестой и их гостями. Потом сама спела в микрофон под караоке фонограмму, станцевала и в конце устроила конкурс на звание лучшего гостя свадьбы со специальным призом — из фонда любимой тещи.
Дюрыгин был в восторге и не скрывал этого.
– На следующей неделе я договорился поставить тебя в шоу Монахова, и не в качестве массовки, а в качестве гостьи с ролью и речью, будешь изображать отвергнутую богачом простую девушку… Там тема у Монахова будет — неравные отношения богачей с бедными, вот ты и сыграешь, легенду мы тебе придумаем.
– А что — там все актеры с придуманными историями? — полюбопытствовала Агаша.
– Через одного придуманные, — ответил Дюрыгин, — но зависит от шоу, некоторые на девяносто процентов правды, а некоторые на сто процентов постановочные.
То, что в ее жизни произошла наконец крутая перемена, Агаша осознала, когда получила из рук Дюрыгина месячный многоразовый пропуск на телевидение. Вот это да!
А Монахов оказался очень симпатичным, милым, мягким и покладистым малым, как бы сказала Натаха, без понтов.
Внутри у Агаши все кипело-клокотало.
Назвать это состояние волнением было бы профанацией, принижением уровня высшего душевного
