день на хачика.
– Ну, тогда «Пежо», но не новую, подержанную, — согласился Джон.
– Ты рааазбогател? — лукаво закусив губку, Роза одним глазом посмотрела на любовника.
– Мы разбогатели, — поправил ее Джон.
Чем нравилась и чем одновременно пугала Джона Роза — ей можно было предложить абсолютно любую авантюру.
– Нужно одну девку убить, — сказал Джон, прямо и не мигая, глядя подруге в глаза.
– Убить? — переспросила Роза.
– Ага, убить, — равнодушно кивнул Джон, — и тебе это сделать проще простого, я все продумал, риска ноль.
Роза думала недолго. А может, она и вообще не думала? Что мог знать про нее Джон Петров? Он думал, что разбирается в женщинах, а вот Роза была для него черным ящиком. «Когда-нибудь она и меня убьет», — мелькнуло у него в голове.
– Новая «двести шестаая», — сказала Роза.
– Что? — не понял Джон.
– Я говорю, новая «Пежо» «двести шестаая», — повторила Роза. — Это моя цена.
Джон задумался. Задумался над тем, как кстати сегодня, получая от Ирмы Вальберс аванс, он еще раз поднял цену. Поднял с шестнадцати до тридцати пяти. И повод хороший нашел мгновенно, ведь когда они договаривались с Ирмой предварительно, объект, по ее словам, был незначительной дрянью, чуть ли не бомжихой, о которой никто не хватится. А теперь, после статьи в «Московском Комсомольце», оказалось, что объект это весьма известная фигура… А на таких заказ идет совсем по иной цене.
Новая «Пежо206» стоит чуть больше пятнадцати. Это меньше половины суммы заказа. Правда, Ирма просила три дня отсрочки, чтобы собрать сумму…
– Хорошо, — сказал Джон, — будет тебе новая «Пежо».
С Натахой Кораблевой у Розы вышел очень странный и интересный разговор. И разговор этот навел Розу на очень интересную мысль.
Роза к вечеру вернулась на дачу-поддачу в Переделкино забрать коекакие свои вещи и поехать потом к себе на свою съемную квартирку в Филях. Тем более что ветка одна — Киевская, и ехать всего полчаса на электричке.
На даче она застала Натаху Кораблеву.
– Что это у тебя? — спросила Натаха, приметив торчащую из сумочки Розы газету.
– А? Чего? — переспросила Роза. — Да так, статья интересная про телевидение.
– Лайка, дайка поглядеть, — необычайно оживилась Натаха и вытащила «Московский Комсомолец».
Стала жадно вглядываться в фотопортрет.
– Да это же Агашка, подруженция моя! — воскликнула Натаха и вдруг захлебнулась слезами. — Вот, вот… вот ведь везет дуре, вот ведь везет… Ну почему ей, а не мне? Почему?
Натаха ревела, и слезы уже ручьями текли по ее скривившемуся почти детскому личику.
– Почему этой Агашке, а не мне? Почему? Я что, хуже?
Минут пятнадцать они лежали обнявшись на узкой кровати, и Роза, оглаживая и утешая подругу, выведывала у той, почему она так обижена на эту Агашу, за что сердится на нее?
– Понимаешь, мы такими близкими подругами с ней были, такими близкими, все пополам делили, ничего друг для дружки не жалели. И вместе хотели на телевидение попасть. И вместе на массовку к Монахову записываться приходили, а она… А она теперь вон, гляди, в звезды вышла, а я? А я тут и пропаду. Проституткой на этой даче-поддаче, а Агашка уже в звезды вышла… За что? За что ей?
– А хочешь, чтобы по справедливости было? — спросила Роза, нежно гладя Натаху под трусиками.
– Хочу, — всхлипывая, отвечала Натаха.
– А ты убей ее, убей, и все, — сказала Роза, нежно целуя подругу в грудь.
– Как это — убить? — плаксиво спросила Натаха.
– Я тебе клофелина дам и научу, сколько его в стакан насыпать, ты придешь к подруге, предложишь выпить на мировую, она и заснет навечно, а тебе легче станет, — говорила Роза, тихохонько покусывая своими жемчужными зубками розовый сосочек Натахи, — тебе легче станет, подруга, гораздо легче…
Агаша накупила тридцать экземпляров «Московского Комсомольца».
Специально сходила на почтамт, купила несколько больших пакетов, разложила в каждый по номеру газеты и отправила в родную Тверь по разным адресам. Маме. Классной руководительнице Прасковье Валериевне.
Шурке Васильеву. Наташке Братухиной. И еще по трем адресам.
Потом не поленилась — съездила в свое кафе на «Текстильщиков», в то самое, где с дяденькой Дюрыгиным познакомилась. Выдала каждой из своих подружек-официанток по номеру. Визгу было! Все стали поздравлять, целовать…
Ну, конечно, проставилась. Купила три бутылки шампанского, посидели, поболтали про то и про это. А Вадик, их завпроизводством, который все полгода ее работы в кафе приставал к ней, ее теперь зауважал.
И заведующая — старший администратор Ирина Александровна, тоже зауважала Агашу и предложила теперь обращаться к ней просто как к Ирине, без Александровны.
Поднапились все немножко. Даже про работу слегка позабыли. Но Ирина Александровна не заругалась на девчонок. Все-таки такой повод не каждый день случается, бывшая работница выигрышный билет в сто миллионов вытянула. У Судьбы…
Статья в «Московском Комсомольце» вызвала у Дюрыгина раздражение.
Преждевременная это была статья. С главным еще не все было решено, и материал мог спровоцировать конкурентов и завистников на интриги.
Зарайский вон что-то совсем пропал. Затаился, что ли?
Дюрыгин распереживался и расстроился, и когда позвонила Оленька, сексуальная секретарша Михаила Викторовича, внутренне задрожал. Что теперь будет, разгневается шеф на этот преждевременный выстрел или нет?
– Вы могли бы приехать к Михаилу Викторовичу к трем дня? — проворковала Оленька.
– Мог бы, — сквозь зубы ответил Валерий, подумав про себя: приехал бы на час раньше и с удовольствием оттрахал бы тебя в твоей приемной, пару раз на ксероксе и пару раз на компьютерной клавиатуре…
Разговор с Михаилом Викторовичем получился очень продуктивным.
Было похоже на то, что шеф окончательно склонялся теперь в сторону идеи о народном шоу с народной простушкой в роли ведущей.
– А если это будет свадьба? — предложил вдруг Дюрыгин.
– Свадьба? — удивленно переспросил главный.
– Неравный брак, ожившая картина Василия Пукирева и тамада из стекляшки на этой свадьбе, вот тебе и народная смесь, олигарх и простушка. И родственники с двух сторон как представители разных сословий…
– Ну-ну, неплохо, — кивал главный, — но свадьба годится на один или два раза, а дальше-то что?
А дальше другие праздники и застолья, крестины, юбилей дедушки, золотая или серебряная годовщина, просто встреча друзей, наконец, — вдохновленно пояснял Дюрыгин, — одним словом, праздник и застолье… Кстати, и шоу можно назвать — «Застолье».
– Правильно, — говорил главный, — а ведущий как раз и будет тамада.
– Верно, — соглашался Дюрыгин, — а ведь знаешь, моя протежейка Агаша, она как раз работала
