смысл жизненной позиции человека.
Бывают биографии, богатые событиями; бывают такие, которые при всей своей событийной скупости хранят большую внутреннюю напряженность и насыщенность. И бывает еще так, что судьба одного человека на разных своих стадиях соединяет оба эти начала. Внешние «биографические данные» доступны прямому наблюдению, они часто «говорят сами за себя». А вот духовная судьба личности, ее внутренние побуждения могут быть даны нам или угаданы нами лишь, если можно так выразиться, на встречном движении к ним нашего внутреннего мира, нашего собственного нравственного чувства. Тут все зависит от меры возможного совмещения, совпадения встречных импульсов. Произойдет такое совмещение, совпадут направления мыслей и чувств, возникнет точка взаимопритяжения — состоится встреча с нашим новым духовным современником, сфера духовного обитания человечества расширится, обогатится, станет прочнее весь ее фундамент. Тут нарочно ничего не придумаешь, ничего по одному только старанию или заказу не соорудишь, тут дело решает некая объективная общность внутреннего мира людей и идей, разделенных во времени порой не одним десятилетием, порой не одним столетием даже. Да еще мало того, чтобы произошла одна только встреча автора с героем — тут читатель не только читатель, он и не заметит никакой встречи и не почувствует вообще ничего, если сам на эту встречу не придет, не окажется волею своей собственной внутренней судьбы в нужный момент в нужном месте. Непростое, понятно, все это дело, но ведь возможное и даже — более того — совершенно порой необходимое и неизбежное. Та же, к примеру, встреча с Якушкиным совсем не «случайная встреча» для нас сегодня, этой встрече суждено состояться, если только я, хотя бы в общих чертах, верно представляю ход дел. Поддерживаемому этим предположением, мне осталось лишь постараться отыскать тот путь, который бы вел в направлении Якушкина. Конечно, навстречу Якушкину каждый из возможных читателей книги пойдет, повторю, своим путем, собственной дорогой, но все-таки в том же направлении. В противном случае и книга ему ни к чему, он просто разминется с нею, даже если прочтет ее. Но вот наше общее внутреннее побуждение, которое с известной долей условности можно было бы назвать поворотом «в сторону Якушкина», представляет существенный интерес для всякого — в нем, если опять-таки не ошибаюсь, заключены некоторые важные закономерности и тенденции общественного развития. На них обязательно следует остановиться в своем месте. Ибо в некотором смысле наше обращение к Якушкину — словно отклик, ответное усилие на некогда совершенное им, шаг навстречу тому, который был им сделан некогда.
Этот шаг был им сделан не вдруг, он шел к нему своей дорогой. И на эту дорогу выводили пути издалека.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ВСТРЕЧИ НА ПЕРЕКРЕСТКАХ
«Мы от декабристов получили в наследство возбужденное чувство человеческого достоинства, стремление к независимости, ненависть к рабству, уважение к Западу и революции, веру в возможность переворота в России, страстное желание участвовать в нем, юность и непочатость сил.
Все это переработалось, стало иным, но основы целы».
«Но не забудем, что успех никогда не обходится без жертв и что если мы очистим остов истории от тех лжей, которые нанесены на него временем и предвзятыми взглядами, то в результате всегда получится только большая или меньшая порция «убиенных». Кто эти «убиенные»? Правы они или виноваты и насколько? Каким образом они очутились в звании «убиенных»? — все это разберется после. Но они необходимы, потому что без них не по ком было бы творить поминки».
«Присылаемого Якушкина заковать в ножные и ручные железа; поступать с ним строго и не иначе содержать, как злодея».
«Добавим еще одно слово о Николае. Какого закала был этот человек, еще совсем молодой в 1826 году, вам расскажет не революционер, а весьма известный и весьма верноподданный генерал
Встреча Якушкина с Николаем I стоит в русской истории крепко. Судьба свела их с неотвратимостью, перед которой сразу отступила полная личностная несовместимость, как теперь можно было бы сказать, этих людей. И вместе с тем, пожалуй, во многом в силу этой же самой их внутренней несовместимости встреча, означавшая политическое поражение декабриста Якушкина и политическое торжество нового императора России, оказалась прологом целой исторической эпохи, в которую «фасадная, — как сумел ее назвать Герцен, — империя» Николая рухнула, а внутренний мир ссыльного Якушкина не только остался в полной неприкосновенности, но лишь возрос и поразительно расширил свои духовные пределы.
Неотвратимость встречи Якушкина и Николая обусловливалась ее особым историко-композиционным, если можно так сказать, значением — и как эпилога к той уникальной ситуации, которая ранее возникла в жизни российского общества и столь многое, пусть и в гротескном виде, предвосхитила в этой жизни.
«Ну вот, прославленный философ, что скажете вы о русской императрице?.. В какое время живем мы! Франция преследует философию, скифы ей покровительствуют. Г-н Шувалов поручил мне получить ваше согласие на честь печатания в России вашей Энциклопедии»…
«Царствование Екатерины II имело новое и сильное влияние на политическое и нравственное состояние России. Возведенная на престол заговором нескольких мятежников, она обогатила их на счет народа и унизила беспокойное наше дворянство. Если царствовать значит знать слабость души человеческой и ею пользоваться, то в сем отношении Екатерина заслуживает удивление потомства. Ее великолепие ослепляло, приветливость привлекала, щедроты привязывали. Самое сластолюбие этой хитрой женщины утверждало ее владычество. Производя слабый ропот в народе, привыкшем уважать пороки своих властителей, оно возбуждало гнусное соревнование в высших состояниях, ибо не нужно было ни ума, ни
