неотрывно и он различает в них и предсмертный страх, и скорбь, и мольбу о пощаде, и ненависть. Денисио плотно прикрывал веки, на миг наваждение исчезало, и он ничего другого, кроме густой тьмы, не видел, но уже в следующий миг все снова к нему возвращалось.
— А они ведь никого не щадят, Денисио, — шепотом проговорил Эмилио Прадос. — Если бы не алькальд, они расстреляли бы и тех двух ни в чем не виноватых мальчишек, которых притащили к старой оливе.
— Да, да, конечно, — ответил Денисио. — Спасибо тебе, Эмилио.
Значит, и Эмилио его понимает. Чувствует, что с ним, Денисио, происходит. Так же, как сам Денисио понимал его. И, наверное, оправдывая состояние Денисио, Прадос хочет найти оправдание и для себя. Человек есть человек, и если бы в нем не рождались совсем непохожие друг на друга чувства, подчас полные противоречий, он не был бы человеком….
А потом к нему приблизилась Росита. В темноте нашла его руку и сжала пальцы в своих ладонях, словно согревая их.
— Больше ждать нечего, — сказал Эмилио. — Пока их двое, надо драться и уходить.
— Но стрелять нельзя, — заметил Денисио. — Возможно, где-нибудь недалеко рыскают и другие. И сразу же придут на помощь этим.
Отсюда, из неглубокого овражка, где они притаились, фашистов не было видно, но, судя по тому, как внятно различались их голоса, Сбарби и Хусто теперь находились всего в нескольких шагах. Вот один из них спрыгнул с коня и сказал другому:
— Слезай, Хусто. Дальше ехать некуда. Темень — как у мавра в брюхе.
— А Эспехо?
— Эспехо? Он наверняка отыскал себе берлогу и залег в ней, как медведь для зимней спячки. Эспехо — это Эспехо.
Хусто засмеялся:
— А может, у него от страха схватило живот? И теперь он сидит под кустом и постанывает.
— Ну, бояться-то ему нечего. Он знает, что тот, кого мы ищем, сам дрожит за свою шкуру и боится даже кашлянуть.
— Что правда, то правда. А знаешь что, Сбарби? Не лучше ли нам развести костерок и посидеть у него до утра? Будем сидеть тихо, как мыши, услышим каждый шорох… Конечно, тот, кого мы разыскиваем, постарается подальше улизнуть от света, да черт с ним, утром мы все равно его найдем, если он тут где-то поблизости или не вознесся на небеса. Рассветет — и мы вместе с другими начнем прочесывать все овражки. Дело я говорю, нет?
— Дело-то, дело, да вдруг на нас наткнется сержант? Он ведь тоже шныряет недалеко.
— Сержант? Голову даю на отсечение, если он сейчас не забрался под одеяло какой-нибудь смазливой сеньориты! Ты что, не знаешь нашего сержанта? Бабник, каких свет не видывал!
Сбарби хмыкнул:
— А ты не такой? Все мы не упустим, если рыбка клюнет-поклюнет. Я вот с начала войны штук двадцать уже перепробовал. Особенно по душе мне деревенские. Товарец что надо! Чистенькие, стеснительные.
— И все по согласию?
— Ну, не все, конечно. Какой и пригрозить приходится, а какой и под ребро ткнешь, если не поддается… Подержи-ка коня, Хусто, погляжу, может, где сушняк попадется. Костерок — оно и вправду шикарно будет.
— Вряд ли только сумеем разжечь. В такую погоду и сушняк весь пропитался водой. Чертова погода!..
— Не беспокойся. По этому делу я мастер высшего класса.
Он действительно оказался мастером. Уже через четверть часа костер горел так ярко, будто в него подбрасывали не мокрый хворост, с которого стекала вода, а долгое время сохшие на ветру и солнце дрова. Языки пламени лизали толстые ветки, и сквозь дым прорывались по сторонам и ввысь, выхватывая из темноты стоявших с опущенными мордами лошадей, сидевших на корточках с протянутыми к огню руками Хусто и Сбарби, редкий кустарник позади них и мокрую землю с мечущимися по ней тенями. Охваченные огнем, ветки трещали, взрывались, бросая вверх снопы искр, а за освещенным пламенем кругом — чернота ночи, непроглядный мрак, сквозь который ничего не разглядеть.
Денисио сказал:
— Из-за этого фейерверка они ничего не услышат. Бесшумно подползем и… Стрелять будем в самом крайнем случае. Если ничего другого не останется.
— Посмотри, Денисио, — прошептал Эмилио Прадос, — они положили свои карабины на кучу веток. И вряд ли успеют до них дотянуться, если мы появимся внезапно. Чш-ш!.. Это ты, Матео?
Старик сказал:
— Я буду наготове. Вот… — И показал на зажатую в руке гранату.
— Ты должен быть рядом с Роситой, отец, — попросил Эмилио. — Ты должен ее охранять.
— Хорошо. — Матео вздохнул. — Я буду ее охранять. — Помолчал и добавил: — Пусть поможет вам пресвятая дева Мария.
Кончалась граница темноты.
За этой границей, как бы прочерченной в двух шагах от Денисио и Эмилио Прадоса, — высвеченный круг. И чем ближе к костру, тем ярче свет. Четко видны фигуры двух сидящих на корточках людей, их согнутые спины. Тепло разморило их, они похожи на сомнамбул, застывших в неподвижности. И лишь когда взрывается пожираемая огнем ветка и искры с треском рассыпаются вокруг, они вздрагивают, лениво пододвигают угли к костру и через секунду-другую снова погружаются в дремоту.
Изредка перебрасываются словами:
— А Эспехо словно провалился сквозь землю…
— Эспехо себе на уме.
— Надо будет доложить сержанту.
— Пускай проучит эту свинью.
— Чтоб знал, как бросать товарищей… Шкура!
Недолгое молчание, потом опять полусонный голос:
— Ты не заснул, Сбарби?
— Что?.. Нет, я не заснул. Спать нам нельзя.
Денисио прошептал:
— Пора!
Они бесшумно поползли к костру — Эмилио справа, держа в руке пистолет, Денисио — слева, с карабином Эспехо. Он полз так, чтобы отрезать от Сбарби и Хусто их оружие, брошенное ими на кучу веток…
Осталось не больше трех шагов. Те двое продолжают беспечно сидеть у костра, дремлют…
Но вот сквозь дрему они услышали, как беспокойно фыркнула одна лошадь, а вслед за ней другая. Может быть, где-то рядом притаились волки? Или это приближается Эспехо?
— Эй, Сбарби, чего это засуетились наши коняги? Слышишь? Надо бы поглядеть вокруг…
— Погляди, Хусто. На всякий случай прихвати карабин.
И тогда Денисио и Прадос рванулись к костру. Рванулись стремительно, от неожиданности Сбарби и Хусто на мгновение оцепенели, но этого мгновения Денисио хватило для того, чтобы оказаться возле их оружия. Эмилио поднял руку с пистолетом.
— Не кричать, — приказал Денисио. — И не двигаться. — Потом он негромко крикнул в сторону овражка: — Матео!
Ошеломленные, не в силах сообразить, что произошло, Сбарби и Хусто в полной растерянности смотрели то на Денисио, то на Эмилио Прадоса, веря и не веря в случившееся. И вдруг Сбарби рассмеялся:
— Ловко это вы над нами подшутили… Небось, сержант приказал разыграть комедию? А я и вправду испугался. Но потом подумал: «Так откуда ж тут могут взяться красные?» Ты тоже испугался, Хусто?
