С этими словами он приложил руку к животу, потом показал ее Васе. На ладони лежали два гвоздя и проволока.
Моряк даже вскрикнул от восторга. Широко улыбнувшись, он проговорил:
Слушай, братишка, ты настоящий парень. Здорово это у тебя получается, слышишь? Показал бы ты свои проделки нашим морякам! Потеха! А вообще, будем друзьями, идет?
Если будешь меньше врать, тогда идет, — смеясь, ответил Андрей. — Насчет медкомиссии наврал?
Наверно, наврал. Я ведь и сам точно не знаю. Разное болтают…
3
Кабинеты, кабинеты, кабинеты… Хирург, невропатолог, терапевт, окулист, какое-то мудреное слово — «оториноларинголог»… Вдоль коридора — длинные скамьи, диваны, стулья. Над угловой дверью горят синие слова: «Рентген включен». На стенах поминутно вспыхивают и гаснут сигналы: «Тишина! Тишина! Соблюдайте абсолютную тишину!»
Но в этих сигналах не было никакой необходимости. Говорили шепотом, словно в одном из этих кабинетов лежал покойник. Только изредка хлопала дверь, и вышедший от врача вспотевший парень коротко бросал:
Забраковали!
Трудно было представить более страшное слово. Оно, как меч, сражало одним ударом, и после этого удара уже не было никакой надежды подняться. Это был приговор, суровый и беспощадный.
Забраковали!
Высокий, с широченными плечами, парень сделал два шага, прислонился спиной к стене и, ни на кого не обращая внимания, смахнул ладонью слезу. К нему сразу же устремились человек семь, ожидавших вызова к хирургу, и засыпали вопросами:
Почему забраковали?
Что он сказал?
Ревматизм?
Парень приподнял одну ногу и показал ступню:
Плоскостопие… Малая, видишь ли, выемка между пяткой и вот этой костью. Говорит, что нельзя прыгать с парашютом…
И сразу же все, кто стоял рядом, начали обследовать свои ступни. О несчастливце забыли мгновенно. Казалось, что в организме, в строении тела нет ничего важнее, чем ступня. Человек, имеющий приличную выемку на ступне, был совершенством. Ему, только ему разрешалось смело смотреть в свое будущее, смеяться, радоваться. Ступня — самое главное. Остальное — чепуха.
Но вот по коридору медленно, опустив голову, прошел черноволосый грузин, и по тому, с каким трудом он передвигал ноги и старался ни на кого не глядеть, все поняли: забракован!
Что сказали?
Почему?
Плохое сердце? Плохое зрение? Плохой слух? Ступня?
По правде говоря, в этих вопросах было больше любопытства, чем сочувствия. Обычно чуткие к чужой беде, здесь многие становились эгоистами.
Грузин остановился, присел на диван, помолчал, потом вдруг крикнул:
А, черт! Крутил-крутил на кресле, вправо-влево, вправо-влево, много-много раз. И говорит: «Встать!» Я встал. Почему, скажи, не встать? А голова — как после цинандали: туда-сюда, туда-сюда. Опять крутил. Опять вставал. И шатался. Тогда говорит: «Вестибулярный аппарат слабый. К летной службе не годен».
Он снова выругался и пошел одеваться.
Теперь всем казалось, что именно этот самый вестибулярный аппарат и есть то главное, от чего зависит жизнь человека. Если у тебя крепкая голова, значит, станешь настоящим летчиком. Ты сможешь сделать сто мертвых петель подряд и при этом спокойно улыбаться, будто сидишь не в кабине самолета, а на детских качелях. Да, конечно, вестибулярный аппарат — этосамое главное!
Когда грузин ушел, большинство сидевших в коридоре позакрывали глаза и стали быстро вращать головами — слева направо, справа налево. То там, то здесь слышался шепот: «Двадцать три, двадцать четыре… сорок, сорок один… Открыть глаза. Встать!..» Это была тренировка.
4
Последний кабинет… Последний врач… Если здесь не произойдет «осечка», Андрей Степной будет летчиком. Врач, выслушав сердце, сказал:
Как хороший механизм!
Против графы «Телосложение» стояла сокращенная запись «Атлетич.». В глазном кабинете написали: «Левый — 1,0, правый — 1,0». На вращающемся кресле его крутили бесконечно, но, когда кресло быстро останавливали и предлагали смотреть в одну точку, Андрей собирал всю свою волю, стараясь не качнуться в сторону.
И вот последний кабинет, на двери которого прибита под стеклом на дощечке надпись «Оториноларинголог». Андрей стоял, прислонясь к стене, и смотрел на противоположную дверь. Там у врача-невропатолога был сейчас Игнат. После того как начала работать комиссия, Андрей и Игнат встретились в коридоре один только раз. Андрей шел в кабинет терапевта, когда оттуда выскочил Игнат и, хлопнув Андрея по голой спине, воскликнул:
Чудесно, Андр Юшка! Пока все хорошо! Как у тебя?
Тоже хорошо, Бледнолицый. Куда ты сейчас?
К хирургу.
Ни пуха, ни пера!
И они расстались.
Больше всего браковали в кабинете невропатолога. Никто так придирчиво не осматривал своих посетителей как старый врач в очках с золотой оправой, поверх которых глядели пытливые, казалось, чуть насмешливые глаза. Старик ослушивал, измерял давление крови, вдавливал худыми жесткими пальцами глаза, роговой пластинкой чертил на груди всевозможные линии и при этом все время задавал самые разнообразные вопросы:
Вы часто грустите, молодой человек?
Редко, — отвечал молодой человек, чувствуя в вопросе какой-то подвох.
А смеетесь?
Будущий летчик на минутку задумывался. Нужно ли часто смеяться, если хочешь стать летчиком? Или необходимо всегда быть серьезным? Обычно выбиралось среднее:
Смеюсь, когда весело, доктор.
Вот как! — глаза за очками прищуривались и словно удивлялись. — А скажите, никто из ваших родственников не страдал эпилепсией?
Чем, доктор?
Ну, припадки у кого-нибудь были?..
Нет, такого в роду у нас не было! — с облегчением отвечал осматриваемый.
Снова начиналось прощупывание, прослушивание, снова задавались десятки вопросов, и в шести- семи случаях из десяти врач обычно говорил:
И что это вы, батенька, все летать вздумали? Кто же на земле останется? Ну-ну, не хнычьте… Я ведь еще ничего не сказал. Идите, результат потом узнаете…
Но это уже было провалом. Все об этом знали…
С тревогой за своего друга смотрел сейчас Андрей на дверь врача-невропатолога. Он хотел дождаться, пока оттуда выйдет Игнат, но в это время его позвали:
Степной!
Андрей вошел в кабинет. За круглым столом, на котором стояли всевозможные пузырьки, баночки, колбочки, сидела девушка в белом халате и перелистывала санитарную карточку Андрея. Потом она поманила его пальцем и указала на стул. Андрей сел.
