— Тогда ложись и попробуй немного поспать.
— Тоже не могу. — Какое-то время он стоит молча. Потом говорит:
— Йенс не давал о себе знать все праздники. Может быть, был у родителей. И про Кристину я тоже ничего не знал. Только то, что она съехала от бабушки и нашла себе квартиру в Мюнхене. Никто из нас троих не давал о себе знать. Как будто нашей троицы никогда и не существовало. И вдруг сегодня, через несколько дней после Нового года, перед моей дверью появился Йенс.
Я открыл, он пронесся мимо меня, не говоря ни слова. Влетел в мою комнату, я за ним. Он уселся на постель и завыл. Выл, выл и выл. Не переставая. Дрожащий, трясущийся колосс. Закрыл лицо своими розовыми руками-лопатами. Вспотел. Пот стекал по шее и затекал за воротник. Я подумал, что это как-то связано с Кристиной. Только не знал, что именно. Сел рядом. «Что произошло?» Йенс вытер глаза краем рубашки. Высморкался. А потом заговорил. Но как будто не сам. Слова вываливались из него помимо его воли: «Она больше не хочет меня видеть. Она сказала, что больше не хочет меня видеть». — «Почему?» — «Не знаю. Понятия не имею».
Он закашлялся. Какое-то время мы молча сидели на кровати. Я положил ему руку на плечо. Он посмотрел на меня. И тут я понял: он меня не видит, меня здесь нет. Его глаза меня не замечали, они были направлены внутрь. Взгляд такой, что я испугался. За его веками притаилось нечто ужасное. Вдруг он встал и больно схватил меня за руку. И сказал: «Сейчас мы заберем ее вещи, которые еще остались у меня, и поедем к ней. Вдвоем». Это звучало как приказ. Пришлось идти с ним. Мы поехали в его квартиру, туда, где мы так много времени провели втроем с Кристиной, где на полу всегда лежала пыль и царил беспорядок. Как только мы вошли, Йенс вытащил из-под кровати коробку и заставил меня заглянуть внутрь. И тут мне стало плохо. В коробке были только Кристинины вещи: маленькая красная зубная щетка, трусики, рубашка, губка, наполовину пустой флакончик духов, расческа с ее волосами, факсы, открытки… Знаешь, это было отвратительно. Один человек тайно собирает интимные вещи другого. Да еще и говорит мне прямо в лицо: «Это Кристинина коробка!» И держит ее у груди, как будто это единственная имеющаяся у него драгоценность. Он велел мне ей позвонить. Что я и сделал. Сначала набрал номер редакции, но тетка, которая взяла трубку, сказала, что Кристина уже ушла домой. Он велел звонить ей домой. И это я тоже сделал. Кто-то снял трубку: «Алло?» Это была она. Но с чужим голосом.
«Привет, это Генри. Я…» Она перебила: «Генри, ты где?» — «Я у Йенса. Хочу занести тебе твои вещи, я…» — «Что за вещи? Я ничего не хочу. Если я что-то у него оставила, пусть выбросит».
У нее дрожал голос. Я никогда не видел, чтобы она была в такой панике. Даже заорала: «А ты выметайся от него! Я вся в синяках. Он меня избил. Слышишь? Он избил меня. Он на меня напал». Йенс стоял рядом, и, пока она говорила, я все время смотрел ему в лицо.
«Убирайся от него!» — прокричала она еще раз и положила трубку.
«Ей эти вещи не нужны», — быстро произнес я. Сначала он не отвечал. А потом: «Сейчас мы поедем к ней».
Он снова схватил меня за руку и потащил к выходу, зажав коробку под мышкой. Мы опять сели в его проклятую машину. Он тут же нажал на газ. Лицо у него как-то съежилось. Было понятно, что он ничего не видит вокруг себя. Красный свет. Едем. Скрип тормозов. Он едет быстрее. Когда он наконец остановился перед высотным домом, в котором живет Кристина, я просто перекрестился. Я понятия не имел, что он собирается делать.
Мы вышли. «Ты отнесешь ей коробку. Я подожду здесь». Я отправился выполнять приказ. На лифте поднялся на пятый этаж и оказался перед дверью. Позвонил. Никто не открыл. Но я слышал за дверью чье- то дыхание. «Кристина? Это я, Генри. Я один». Она впустила меня и быстро захлопнула дверь.
Она и на самом деле выглядела ужасно. Сразу было видно, что ее били. Кровоподтеки на лице и руках. Она плакала. Волосы спутались на лбу. Такого она себе никогда не позволяла.
Несколько часов назад Йенс появился у нее в офисе. Кроме нее в комнате никого не было. Он закрыл дверь. Метался, как дикое животное. Хватал ее за руки, тряс, бил, швырял о стенку. Вцепился в блузку и оторвал все пуговицы. Она закричала. Перепугалась до смерти. Кто-то услышал шум и начал колотить в дверь.
«Мне удалось открыть дверь. Вошла сотрудница Она спросила, что случилось, и тогда он ушел». Рассказывая, она дрожала с ног до головы.
«Ты должен его бояться, — орала она, — он ненормальный! Не знаю, какие у него планы, что он теперь сделает. Я крикнула ему вслед, что больше не хочу его видеть. Ни за что и никогда. Что позвоню в полицию, если только он появится еще раз». Она, совершенно обессилев, опустилась на стул.
«Не знаю, что на него нашло. Он прислал мне факс, почему я не дала о себе знать еще вчера. Что так друзья не поступают. Я должна тебе рассказать, что однажды он здорово избил своего отца. Ни за что. Просто потому, что тот поступил не так, как ему хотелось. Об этом я тебе никогда не говорила. Генри, он сумасшедший. Беги от него!» Она встала, протянула мне коробку и сказала: «Выброси ее внизу в помойку!»
Я подошел к двери и открыл ее. Там стоял Йенс. Прямо передо мной. С диким воплем она вытолкала меня и захлопнула дверь. Я слышал, как она закрывала замок и задвигала щеколду. Я посмотрел на Йенса. Везде было тихо. Как будто все застыло. В это мгновение в его лице не было ничего человеческого, ничего знакомого. Красная морда, а на ней почти белые глаза. Я подумал, что он меня убьет. Сейчас он меня убьет.
Я рванул мимо него и со всех ног полетел вниз по лестнице. Было слышно, как перед ним открылся лифт. Я мчался, бросив коробку с вещами Кристины, прямо на лестнице. Лифт шумел. Я бежал. А когда я очутился внизу, он снова был передо мной. Мощной рукой потянул к машине. Хочешь не хочешь — пришлось сесть. Я вспотел от страха, от настоящего ужаса. Хотел выскочить. Но он уже поехал. Таращится в ветровое стекло и жмет на газ. Светофоры, машины — ничто его не интересовало.
«Знаешь, я решил умереть, но мне нужно забрать с собой как можно больше жизней. И тебя заберу. И других. Сейчас выеду на шоссе, на встречную полосу. Звучит неплохо, правда? Или ты отдашь предпочтение тротуару?» Он рывком повернул руль. И подъехал совсем близко к пешеходной дорожке. «Посмотри на них, на этих онанистов, — он показал пальцем на идущих по тротуару прохожих (в основном это были молодые люди). — Не скажешь же ты, что хоть одного из них жаль. Что жаль нас с тобой. Никого не жаль. Давай поедем ко мне. У меня есть большой нож. Сыграем в интересную игру. Сначала я воткну нож в твое тело. А потом ты сделаешь то же самое со мной. По очереди, как положено друзьям. Играть будем до тех пор, пока один из нас не сдохнет. Заканчивать раньше нельзя. Я не разрешу тебе закончить раньше».
Я был не в состоянии мыслить. Внезапно он завыл, вцепился в меня: «Ты ведь мой друг. А дружба — это так важно. Важнее всего прочего. Друзья никогда не расстаются». И вдруг заорал: «Это чертово корыто не дает больше ста восьмидесяти!» И начал бить кулаком по спидометру. У меня мелькнула безумная надежда, что сейчас появится полиция. И остановит нас. Должны же они задержать автомобиль, который несется по Леопольдштрасе и сворачивает на Фридрихштрасе с такой скоростью, что трещат колеса. Обычно они тут как тут. Пешеходы прыгали в разные стороны, орали. Но он ничего не слышал. Просто не воспринимал. Неожиданно он затормозил. И несколько секунд сидел тихо. Потом сказал: «Сейчас мы чего- нибудь выпьем».
На подгибающихся ногах я шел рядом с ним к ресторану. Мы сели. Он сказал совершенно нормальным голосом: «У меня нет никого, кроме тебя. Ты всё, что у меня осталось. Мой единственный друг. Если ты уйдешь, мне конец». Стараясь не встречаться с ним взглядом, я пробормотал: «Мне срочно надо в туалет». Когда я закрыл за собой дверь и оказался в темном коридоре, ведущем к туалету, у меня появилось ощущение, что я избежал смерти. Я выскочил через запасной выход и помчался через двор на улицу. Бежал, бежал, бежал. У меня заболел живот. Но теперь я почти не обращал на это внимания. И не сразу заметил, что изгадил штаны. Мне не было противно. Мне стало все равно. У меня была только одна мысль, на все тело — одно-единственное желание: бежать. Неожиданно я остановился. Подумал о Кристине. Мне захотелось к ней. И никуда больше. Показалось, что это необходимо. Обязательно. Собственно говоря, я даже не представлял, как попасть к ее дому. Но и об этом я не думал. Просто бежал. Мне нужно было оказаться у нее как можно быстрее. Я хотел говорить с ней, быть с ней рядом, охранять ее. Я понятия не имел, не едет ли к ней Йенс. Или уже давно поджидает меня прямо у нее дома. Еще ни разу в жизни я не бегал с такой скоростью. Пролетел через полгорода. В загаженных штанах. И наконец попал на нужную улицу и увидел нужный дом. Несколько секунд стоял на площадке и хватал ртом воздух.
