замешанных в «непотребстве», которое можно толковать как нарушение нравственных норм, властные структуры стали выделять лиц, делавших это на коммерческой основе. Общественно опасные последствия сексуальной коммерции попытались искоренить насильственным путем, что было зафиксировано в Уложении о наказаниях 1845 г.
До середины 60-х гг. XIX в., несмотря на активно функционировавшую систему регламентации проституции, занятие этим ремеслом каралось как уголовное преступление, наряду со сводничеством и использованием услуг института продажной любви. Упразднены эти статьи были лишь в 1863 г., то есть в период «великих реформ». Однако это не означало, что на ментальном уровне или в представлении общественности занятие проституцией стало маркироваться как некая своеобразная профессия. Такого маркирования не существовало и на уровне нормативных суждений власти. Лишь в 1891 г. постановлением Уголовного Кассационного департамента Правительственного Сената была введена ответственность за несоблюдение правил о регистрации проституток. В определенной мере это можно считать законодательным закреплением уже осуществлявшегося на деле терпимого отношения государства к ремеслу проституции. Однако это не означало, что властные структуры покровительствовали развитию института продажной любви и тем более повышению социального статуса продажной женщины. Система регистрации, ограждавшая женщину от наказания, ограничивала ее в гражданских правах. «Желтый билет» не приравнивался к паспорту. Он, по мнению доктора полицейского права А. И. Елистратова, «закрывал доступ продажной девице в чистую семью» и, кроме того, не позволял без ведома полиции сменить место жительства и скрыть свои занятия. Конечно, это были довольно жестокие меры по отношению к проститутке, но именно они соответствовали ментальным представлениям о торговле телом и проституировании как аномальных явлениях. Действительно, официальная принадлежность к институту проституции в бытовом сознании среднего петербуржца в конце XIX века считалась позором, о чем свидетельствуют многочисленные письма во Врачебно-полицейский комитет [137]. Этому способствовали христианско-православные традиции отношения к сексуальности. Особое же общественное предубеждение против факта купли-продажи любви, скорее всего, восходило к имевшему исторические истоки представлению о мистическом, почти магическом характере полового акта. Его профанация — а именно так можно истолковать проституцию — не могла оцениваться как норма, в частности, в российской ментальности, где тесно переплетались язычество и христианство. Сохранение этих установок в представлениях российского «индустриального человека» в начале XX в. обеспечивали нормативные и нормализующие суждения власти, подразумевавшие целую систему правовой дискриминации женщин, торговавших собой.
Рост общедемократических тенденций в стране мало изменил данную ситуацию. Правда, идея «милости к падшим», под которыми подразумевались обычно профессиональные проститутки, начала все больше и больше обретать в изложении сторонников общественных перемен в России не филантропический, а социальный оттенок. Таким образом, к началу общественных катаклизмов 1917 г. по отношению к проституции сложилось несколько уровней нормативных и нормализующих суждений. Властные структуры считали нормой существование легального, поднадзорного института продажной любви и профессии публичной женщины, смирившейся с определенным поражением в гражданских правах. Либеральная же общественность придерживалась мнения об аномальности системы надзора и регламентации. Обыватель осуждал и зарегистрированную, и тайную проститутку, считая такой вид поведения и профессию аномальными; негативно относился к деятельности Врачебно-полицейского комитета, как, впрочем, любого органа власти с контрольно-карательными функциями; рассматривал как норму использование услуг института торговли любовью.
События февраля 1917 г. оправдали надежды либералов — система регламентации была ликвидирована. Прекратила свое существование и легальная проституция. Профессия проститутки как особый вид трудовой деятельности формально перестала существовать. Однако остались женщины, вступавшие в половые связи за вознаграждение. Никуда не исчезли и потребители услуг сексуальной коммерции, а также венерические болезни — обязательные спутники проституции. Временное правительство попыталось пройти уже известный путь — 20 марта 1917 г. по аналогии с Врачебно-полицейским комитетом было создано совещание по борьбе с распространением венерических болезней. Однако октябрьский переворот приостановил деятельность этого института.
Проблемами проституции, в которой неразрывны медико-психологический и нравственно-правовой аспекты, стали по отдельности заниматься два ведомства — комиссариат здравоохранения и комиссариат внутренних дел. Каждое из них имело собственные критерии нормы и аномалии. В период гражданской войны и военного коммунизма торговля любовью обрела черты, свойственные тому времени, с характерными для него «чрезвычайными» бытовыми практиками и нормами. Голод снизил сексуальную активность. Закрылось большинство увеселительных заведений — привычных мест скопления женщин, предлагающих интимные услуги. Деньги, позволявшие осуществлять акт купли-продажи женского тела — важнейший признак проституции, — не имели должной значимости.
Однако новая государственность все же вынуждена была обратить внимание на существование нелегального института торговли женским телом. Проституция была объявлена социальной аномалией, порожденной предыдущем строем. Об этом, в частности, свидетельствует решение Всероссийского совещания работниц, проходившего в Москве в ноябре 1918 г.: «Исходя из того, что корни проституции зарыты глубоко в капиталистическом обществе, совещание призывает бороться с проституцией не только закрытием домов терпимости, не только наказанием сводников и продавцов живого товара и устраиванием домов для спасения падших девиц, а революционным искоренением всех остатков капиталистического общества при переходе к коммунистическому хозяйству, введением обеспечения материнства, осуществлением государственного воспитания детей и заменой буржуазной семьи свободным браком»[138]. Это была некая социальная абстракция, декларирование нового способа решения проблемы существования сексуальной коммерции путем, противопоставленным как государственной политике царизма, так и идеям либеральной интеллигенции.
В реальности властные структуры должны были что-то делать со значительным континентом женщин, подозреваемых в проституировании. Особенно любопытным тут является юридический нонсенс. Какое-либо законодательство, связанное с наказанием занятия проституцией, сводничеством, или хотя бы режим регламентации — отсутствовали, и формирующиеся правоохранительные органы и учреждения социальной помощи действовали, руководствуясь ментальными представлениями о нормах сексуальной морали. Ведь четкого определения правового статуса торгующей собой женщины не было. Робкие попытки медиков возродить нечто подобное Врачебно-полицейскому комитету в новых условиях были отвергнуты. Это повлекло за собой появление властных решений, по сути дела этикетирующих разнообразные формы сексуального поведения по единому образцу — как проституцию. Распоряжение, например. Петроградского районного совета предписывало с 5 октября 1918 г. «женщинам и девушкам, вовлеченным в проституцию: а) озаботиться о скорейшем подыскании работы, могущей дать возможность честного и беспозорного существования, б) в кратчайший срок, не позднее недели со дня распубликования сего, зарегистрироваться в подрайонных комендатурах революционной охраны, и в) исправно являться на медицинские осмотры, о времени и месте которых будет сообщено при регистрации… Уклоняющихся от выполнения сего постановления незамедлительно наказывать… арестом и принудительными работами сроком до 1 месяца и этапным возвращением на родину или из предела Северной области без права въезда в Петроград»[139]. В конце 1918 г. Петросовет издал приказ с предложением «…домовым комитетам немедленно дать списки квартир с девицами и по получению закрыть все квартиры, а с улиц проституток разгонять, арестовывая сопротивляющихся»[140]. Подобные мероприятия вызвали возмущение сторонников аболиционистской политики, считавших патологией как регламентацию, так и прогибиционизм. В 1918 г. известные петроградские врачи-венерологи, профессора С. Я. Кульнев и Ф. А. Вальтер создали «Совещание по борьбе с проституцией». Оно разработало целый комплекс мер социальной помощи проституткам — трудовые общежития для бесприютных молодых женщин, школы-санатории для девочек, вставших на путь порока. В 1919 г. в советской России появилась даже межведомственная комиссия по борьбе с проституцией при народном комиссариате социального обеспечения.
Но все же преобладающей в практической сфере была политика прогибиционизма, в контексте которой аномальными были как явление проституции, так и сами проститутки. Отражение этих идей можно
