клятвопреступление, лжесвидетельство, распутство, пьянство. Целый ряд мер направлен против несправедливой прибыли; закон запрещает алчность, настаивает на нестяжании, преследует торговый обман, побуждает продавать по справедливым ценам.
Принятие императорского титула закрепляло положение Карла как уполномоченного Бога на земле. Отныне все должны были уяснить, что его стремление установить строгий порядок, при котором каждый занял бы подобающее ему место и, соблюдая мир, на условиях справедливости и милосердия вносил свой вклад в строительство «Града Божия», действительно ниспослано свыше.
Но при этом вот чего никогда не следует забывать. Сосредоточив максимум усилий на строительстве новой церкви, Карл вместе с тем стремился обеспечить безусловную власть над нею. Проявляя всяческое уважение к Риму и папе, он никогда бы не допустил, чтобы власть апостольского наместника была выше его собственной. Роль архиепископов, епископов, аббатов и священников свелась им к чисто служебным обязанностям. От них он требовал постоянных отчетов, наставлял их и смещал, если они не отвечали его требованиям. Церковную иерархию он строил таким образом, чтобы все нити сходились не к папе, а лично к нему. Он созывал церковные соборы и диктовал их решения. Он, безусловно, считал себя крупнейшим специалистом в области веры, разбирающимся во всех ее тонкостях и, будучи ее строгим ревнителем, видел себя достойным поучать всех остальных, включая и первосвященника Рима.
Ревнитель веры
Чистота веры беспокоила Карла не в меньшей степени, чем организация и упорядочение дел церковных. Под «чистотой» он понимал следование исключительно канонам, идущим из Рима. «Римская церковь, – утверждал Карл, – поставлена Богом во главе всех остальных церквей, и к ней верующие должны обращаться за советом, так как черпать доказательства можно только из тех писаний, что признаны ею каноническими, принимать можно учение только тех учителей, которые получили одобрение римских первосвященников». На Ахенском соборе 802 года император приказал прочитать вслух все каноны и постановления пап и обязал франкское духовенство строго следить за их исполнением, наказывая нарушителей. В этом стремлении к единству Карл не щадил особенностей местных церквей, сложившихся веками, и ради насаждения «римских обычаев» беспощадно предавал огню местные памятники.
Обращает на себя внимание и тот факт, что его постоянная забота о монолитности веры не знала государственных границ. Он не упускал случая проявить свой диктат каждый раз, как только для этого представлялся удобный повод, будь то в Британии, Испании или на христианском Востоке. Особенно характерны вторжения Карла в церковные дела Англии. Здесь он постоянно увещевает, наставляет и даже заставляет. Он хвалит мерсийского короля Оффу за «преданность католической вере», посылает ему с благотворительной целью богатые дары, но тут же вмешивается в его церковные дела, призывая к восстановлению строгой монастырской дисциплины и неукоснительному следованию канонам. И поэтому не вызывает удивления ни самоуверенность, с которой Карл требует у английской церкви «молить Бога за него, за устойчивость его королевства, за распространение имени Христова», ни та покорность, с которой духовенство этой страны провозглашает его своим «протектором и патроном».
Вмешиваясь во все церковные споры, Карл повел решительную борьбу с адоптианством[14]. В 792 году он вызвал во дворец епископа Феликса Ургельского, повинного в этом «заблуждении», осудил его и отправил в Рим к папе Адриану, который низложил «еретика» и бросил в темницу. Дело этим, однако, не кончилось. Поскольку испанские епископы обратились к монарху, прося восстановить Феликса в утраченном звании, Карл в 794 году созвал во Франкфурте собор, где присутствовали более ста прелатов из разных регионов страны. Они потребовали у Феликса полного отречения от «ереси». Тот снова проявил упорство. В 799 году он был вызван на Ахенский собор. Здесь состоялся диспут между ним и Алкуином, длившийся почти неделю. На этот раз ургельский епископ признал себя побежденным, написал отречение и был заточен в монастырь, что, впрочем, не покончило с «ересью».
Проявляя постоянную заботу о «чистоте веры», Карл не ограничивался всемерной поддержкой Рима, но даже пытался поучать самого первосвященника, увещевая его «неукоснительно соблюдать Святые каноны» и «точно следовать заветам Святых Отцов». Перефразируя известное выражение, можно сказать, что Карл являлся большим католиком, нежели сам папа. Так было, например, с вопросом о симонии. Франкский государь настойчиво заботился об искоренении этой ереси не только в своих непосредственных владениях, но и на землях, принадлежавших папе.
Он, в частности, «наиприлежнейше советовал» папе искоренять у себя это зло. Римский первосвященник оборонялся, доказывая, что расследования Карла неуместны, поскольку папа сам судит всех, но никто не имеет права судить его и вмешиваться в его дела. Но Карл и не подумал «образумиться», продолжая и впредь поучать папу. Забегая вперед и опередив на 250 лет соответствующее решение Латеранского собора, он издал несколько указов о безбрачии духовенства, с его легкой руки широко распространившегося на Западе. Правда, на этом пути он попадал иной раз впросак. Так получилось, например, в период завершения иконоборчества в Византии[15].
Известно, что почитание икон в Константинопольской империи было восстановлено по инициативе верховной власти и поддержано патриархом Тарасием. По его почину был созван Второй Никейский собор в 787 году. На соборе присутствовали 307 епископов, в том числе и легаты папы римского. В результате папа Адриан I получил возможность торжественно объявить о восстановлении единства церкви и осудить распрю, столько лет терзавшую христианский мир.
Подобное заявление глубоко возмутило Карла. Конечно, не последнюю роль здесь сыграло и то, что франкские представители не были приглашены в Никею, так что решение состоялось без его ведома. Но главное – он никак не желал допустить, чтобы пальма первенства в церковном споре досталась его сопернице – Византии. По приказу монарха лучшие богословы страны взялись за составление отповеди римскому папе. В результате в 792 году было готово послание, в котором перечислялись… восемьдесят два огреха, якобы допущенные отцами собора! Справедливость требует заметить, что в большинстве своем «огрехи» были допущены самими франкскими богословами, не сумевшими правильно перевести с чужого языка иные формулировки; они, например, утверждали, будто члены Никейского собора предписывали
Папа Адриан был вынужден дать отпор «блюстителю чистоты истинной веры». По вполне понятной причине он сделал это тонко и деликатно, но в достаточной мере твердо. Закончил же свое ответное послание выражением надежды, что «дурные и невежественные люди» не поколеблют преданности Карла христианской вере и он «по-прежнему будет любить и хранить учение своей духовной матери – католической и апостольской римской церкви».
Карлу пришлось проглотить пилюлю. Но он решил отыграться на вопросе, который уже был частично поднят в послании 792 года и который затем достиг своего полного развития в период империи. То был пресловутый вопрос о «Filioque». Речь шла о Святом Духе – третьем лице Святой Троицы.
Евангелие от Иоанна ясно говорит о Святом Духе как исходящем от Отца и посылаемом Сыном (Ин. 15.26). В соответствии с этим еще Первый Никейский собор 352 года принял символ веры, утвержденный Константинопольским собором 381 года, согласно которому Дух Святой исходит от Отца. Этот символ веры, известный под именем Никео-Цареградского, был принят христианской церковью и долгое время не подвергался сомнениям. Но в VI веке, когда принимали христианство вестготы, на Толедском местном соборе «в целях лучшего изъяснения догмата» в символ веры впервые ввели добавку: «и Сына» (Filioque), в результате чего появилось следующее словосочетание: «Святой Дух… который исходит от Отца и Сына» (Spiritum Sanctum… quiex Patre, Filioque procedit). На грани VIII и IX веков, в период понтификата Льва III, преемника Адриана, эту формулировку повторили франкские монахи из аббатства Монте-Оливо, за что и были обвинены в ереси. Монахи обратились за третейским судом к папе, который, в свою очередь, переслал дело Карлу. Император поручил разобраться в вопросе корифею западного богословия, все тому же неутомимому Алкуину. По просьбе императора Алкуин написал обширный трактат, в котором
