С этой целью была избрана комиссия, которой от лица Гарена и всей продовольственной администрации Бабёф сделал обстоятельный доклад, потребовав принятия самых крайних мер. Члены комиссии посетили Генеральный совет Коммуны и Конвент. Парижские власти, ссылаясь на празднества, посвящённые принятию новой конституции, добились отсрочки ответа на ультиматум секций.
В конечном итоге дело ограничилось тем, что министр-соглашатель Гара был вынужден уйти в отставку. Правда, почти одновременно поплатился своим постом и Гарен. Но народное движение августа 1793 года не пропало даром: оно подготовило более решительный штурм правительственных твердынь в начале сентября.
4 сентября вспыхнуло волнение рабочих Сент-Антуанского предместья; вскоре оно охватило всю бедноту Парижа.
5 сентября в Конвент явились представители сорока восьми секций во главе с прокурором Коммуны. Шометт призвал законодателей к решительной борьбе с богачами, спекулирующими на нужде санкюлотов. Его поддержали другие ораторы. Прозвучало всеобщее требование:
— Поставьте террор в порядок дня.
И Конвент пошёл навстречу призыву масс.
Новая демократическая конституция была отложена до окончания войны. К зиме 1793/94 года сформировалось Революционное правительство, ставшее подлинной диктатурой демократов- якобинцев.
— Теория Революционного правительства, — говорил Робеспьер в Якобинском клубе, — так же нова, как и сама революция, которая её выдвинула. Было бы бесполезно искать её в трудах политических писателей, которые совсем не предвидели нашей революции, или в законах, с помощью которых управляют тираны. Задача конституционного правительства — охранять республику; задача правительства революционного — заложить её основы… Революция — это борьба за завоевание свободы, борьба против всех её врагов; конституция — мирный режим свободы, уже одержавшей победу. Революционное правительство должно проявлять чрезвычайную активность именно потому, что оно находится как бы на военном положении…
Революционное правительство обязано обеспечивать всем гражданам полную национальную охрану; врагов народа оно должно присуждать только к смерти…
Лоран, который некогда был столь тесно связан с Революционным правительством, прекрасно помнил его структуру.
Главными органами якобинской диктатуры, наряду с Конвентом, стали два правительственных комитета — Комитет общественного спасения и Комитет общей безопасности. Первый из них, возглавляемый Робеспьером, стал руководящим органом республики. Второй сосредоточил в себе карательные функции; в его ведении находилась полиция, жандармерия, наблюдательная агентура, а также Революционный трибунал, предназначенный для того, чтобы судить скупщиков, спекулянтов, шпионов и прочих врагов народа и государства.
При каждой секции утвердили революционные комитеты, которые должны были проводить распоряжения правительства и раскрывать локальные заговоры. Деятельность этих комитетов облегчалась «законом о подозрительных», согласно которому подлежали аресту лица, «своим поведением, речами или сочинениями проявившие себя как сторонники тирании». Была создана также особая революционная армия для борьбы с виновными в укрывательстве продуктов, в первую очередь хлеба.
29 сентября Конвент издал декрет о твёрдых ценах па главные предметы потребления в пределах всей страны. Администрация получила право реквизировать зерно и муку по установленным ценам. Так был введён всеобщий максимум.
В развитие нового закона приняли ряд экономических и организационных мер по борьбе с голодом. Ввели продовольственные карточки на хлеб, мясо, масло, мыло, овощи. Булочникам было предписано выпекать повсюду «одинаковый хлеб равенства». Для упорядочения снабжения по всей стране, а также для контроля за проведением всеобщего максимума была создана Центральная продовольственная комиссия, наделённая широкими полномочиями и опиравшаяся на революционную армию.
Так в условиях внешней и внутренней угрозы существованию республики правительство монтаньяров, подстёгнутое народом, сумело быстро и радикально перестроиться и перестроить жизнь, чтобы быть постоянно готовым к отпору врагам.
Размышляя о пребывании своего друга в Париже летом и осенью 1793 года, Лоран невольно всё время отвлекался, предаваясь личным воспоминаниям.
Недаром эпоху Революционного правительства он всегда называл «счастливой порой своей жизни». Никогда в жизни он не был столь деятельным, и никогда его деятельность не была столь плодотворна.
Он не участвовал, правда, в освобождении Тулона. Тулон был освобождён в декабре, а за полтора месяца до этого комиссары Конвента отправили его с важным донесением в Париж. Но потом, начиная с января 1794 года, снова очутившись на юге, он выполнил одно за другим самые ответственные и трудные поручения Революционного правительства: ведал реквизициями, наблюдал за движением боевых судов, исполнял обязанности национального агента на Сардинии и в Онелье. И он видел, как изо дня в день, из месяца в месяц политика Революционного правительства одерживала новые победы и шла от успеха к успеху.
Второй раз приехав в Париж, он прожил там по совокупности около трёх месяцев.
И эти три месяца оставили самые яркие картины в его памяти.
Именно тогда он сблизился с Робеспьером, сблизился настолько, что стал завсегдатаем на улице Сент-Оноре.
Именно тогда, прогуливаясь по улицам столицы, он воочию убеждался в благотворных переменах, происшедших за время его отсутствия.
Он любил в свободное время побродить по Парижу.
И сердце его радовалось всему, что он видел.
Уже нечего было и думать, чтобы встретить в театре или на бульваре кого-то из «бывших»: кружева, пудреные парики, короткие шёлковые штаны-кюлоты — все они исчезли, как и их владельцы. Сейчас все были санкюлотами и носили длинные брюки, куртки и красные колпаки. Обращение на «вы» кануло в вечность вместе с реверансами и церемонными поклонами. Лакированные туфли с серебряными пряжками уступили место деревянным сабо. «Господина» сменил «гражданин», гражданскими стали праздники и обряды. Даже календарь стал гражданским и республиканским. Новое летосчисление велось от 22 сентября 1792 года — со времени провозглашения Республики, а названия месяцев отражали состояние природы: брюмер — месяц туманов, фример — месяц изморози, нивоз — месяц снега, жерминаль — месяц прорастания семян…
Жизнь была трудной. Несмотря на все старания продовольственной администрации, хлеба не хватало, у мясных лавок стояли очереди. Но это не влияло на настроение парижан. Санкюлоты принимали деятельное участие в работе секционных собраний, народных обществ и клубов, занимали галереи для публики в Конвенте, толпились в здании Революционного трибунала. На улицах, в кафе, в парках, в очередях у булочных — повсюду велись нескончаемые разговоры, обсуждались правительственные декреты, известия с фронтов, речь Робеспьера или Сен-Жюста, приговор новой группе заговорщиков. Газеты буквально вырывали из рук разносчиков. Толпились у афиш и объявлений, пестревших на стенах домов. Слушали добровольных ораторов, бурно выражая своё одобрение или порицание. Тут же можно было видеть столы, цепью расположенные вдоль тротуаров; за столами обедали или ужинали жители целой улицы. Это было новое явление — братская трапеза. Подобные трапезы собирала людей разного возраста и достатка, давая повод для более тесного общения — за едой продолжали оживлённые споры, пели патриотические песни, а дети декламировали стихи и читали наизусть параграфы и статьи из новой демократической конституции…
Да, всё изменилось. И не радовать это не могло.
