фоне далекой от благополучия криминальной обстановки в республике, но на самого Кейта подействовавшее крайне болезненно. Один из эстонских военнослужащих попытался ограбить сельскую сберкассу и получил от старика охранника заряд картечи, выпущенный из старой двустволки прямо в голову грабителя. Неудачливый бандит две недели пролежал в коме, но выжил. И все бы ничего, если бы этот военнослужащий не оказался сержантом из спецподразделения «Эст».
История не получила большой огласки, но Кейт счел себя обязанным вновь подать прошение об отставке. Адресовано оно было, как и положено, президенту республики, но на этот раз Кейта вызвал к себе премьер-министр Март Лаар. Как и президент Эстонии Леннарт Мери, Март Лаар был профессором истории, но собачья должность главы правительства, на которого всегда и со всех сторон валятся все шишки, вытравила из его речи профессорскую интеллигентность и приучила общаться с подчиненными с военной прямотой, хоть и без мата.
— Вот твое прошение об отставке, — сказал он. — И вот что я с ним делаю: кладу в стол. Оно не принято. Но и не отклонено. Тебя стоило бы выгнать к чертовой матери. Но не за то, что этот бандит полез в сберкассу. А за то, что он позволил подстрелить себя старому пердуну из старой берданки. Спецназовец! Сержант суперэлитного «Эста»! Все. Иди и работай.
Кейт вышел из Дома правительства. Лицо его горело. Но он понимал, что премьер-министр прав. Командующий не может отвечать за моральный облик каждого солдата, но за боевую выучку отвечать обязан. Особенно «Эста». Да, старый пердун из старой берданки. Уложил с одного выстрела бойца «Эста». И ничего не меняло то обстоятельство, что, как выяснилось, этот сторож сберкассы в молодости участвовал в войне в Корее и даже был награжден медалью «За отвагу».
Йоханнес Кейт проглотил обиду. Как бы там ни было, но «Эст» по-прежнему оставался его козырной картой, его пропуском в штаб-квартиру НАТО в Брюсселе, где он будет представлять Силы обороны Эстонии, полноправного члена Североатлантического союза.
Это была очень дальняя перспектива, но она грела Кейта и сообщала ему энергию жизни. Он не раз ловил себя на том, что в должности командира танкового батальона Кантемировской дивизии чувствовал себя более уверенно и даже душевно комфортно, чем сейчас, в должности командующего вооруженными силами целой страны. Тогда за ним, скромным майором, стояла мощь одной из сильнейших — при всех ее проблемах — армий мира. Теперь же, в крошечной Эстонии, он иногда ощущал себя ряженым, командиром игрушечной армии — вроде потешных петровских полков. Как на ряженого на него и посмотрели однажды при случайной встрече в московском международном аэропорту два его сослуживца по Кантемировской дивизии, не дотянувшие даже до полковников.
Кейт не был националистом, но снисходительное высокомерие русских его раздражало. И лишь вхождение Эстонии в НАТО могло придать ее Силам обороны серьезный международный статус и вернуть генерал-лейтенанту Кейту утраченное ощущение своей значительности.
Неприятным разговором с премьер-министром история со второй отставкой Кейта не закончилась, а получила совершенно неожиданное продолжение. Через несколько дней после этого разговора в кабинете Кейта появился человек, которого он меньше всего ожидал у себя увидеть.
Ему было под шестьдесят, он был плотного сложения, эстонского в нем были рост под сто восемьдесят, белесо-голубые глаза, белесые брови и общая поросячья белесость лица. На массивной голове остался лишь венчик седых волос, но, как и все люди, не страдающие комплексами по поводу своей внешности, лысину он даже и не старался замаскировать, брил наголо.
Звали его Генрих Вайно. В правительстве Эстонии он занимал скромную должность начальника секретариата, но в действительности был одним из самых влиятельных людей в республике. За свою долгую карьеру Вайно успел поработать в Совмине Эстонии, в орготделе ЦК КПСС в Москве, управделами Центрального комитета компартии Эстонии. Потом произошла какая-то история с его дочерью, которая оказалась связанной с диссидентами, на некоторое время он исчез из поля зрения общественности, а после обретения Эстонией независимости появился в аппарате правительства.
Люди посвященные (а Йоханнес Кейт относил себя к ним) знали, что без одобрения Вайно не может быть принято ни одно решение. Даже самые важные и срочные документы будут увязать в отделах, комиссиях и подотделах. Ходили слухи (и Кейт склонен был им верить), что влияние Вайно не ограничивается его высочайшей квалификацией аппаратчика. В бытность его управделами ЦК компартии Эстонии через его руки проходили огромные финансовые потоки, пресловутое «золото партии» могло быть мифом, а могло быть и не мифом. Откуда-то же взялись многочисленные холдинги и корпорации, во главе которых стояли люди, так или иначе связанные с Вайно.
Командующий Силами обороны Эстонии генерал-лейтенант Йоханнес Кейт, над которым по бюрократической иерархии стояли министр обороны, его замы, не говоря уж о первом вице-премьере, курировавшем силовые структуры, значил для Генриха Вайно не намного больше, чем глава районной администрации для премьер-министра, и его появление в кабинете Кейта было событием экстраординарным.
Вайно не привык к долгим предисловиям и потому начал разговор с дела.
— Мне нравится, Кейт, как вы работаете. Так. Нравится, — заявил он, усаживаясь в скрипнувшее под его тяжестью кресло и бросая на край письменного стола большой увесистый конверт в плотной белой бумаге. — Ваша энергия, ваша целеустремленность. Все хорошо. Но в вашей системе отсутствует очень важный элемент. Без него невозможно добиться успеха.
— Я слушаю вас очень внимательно, — заверил Кейт. — Какой элемент?
— Военно-патриотическое воспитание. Национальное самосознание, родина, культурные ценности — все это общие слова. Пропаганда должна быть наглядной. Пропаганда должна быть доходчивой. А для этого она должна быть предметной. Советские идеологи были далеко не дураки. Они знали, что делают. И знали, как делать. Нам следует вспомнить их опыт. И особенно вам, Кейт, в вашей работе.
— Я понимаю, о чем вы говорите. Воспитание должно быть на конкретных примерах. Двадцать тысяч солдат и офицеров Эстонского гвардейского стрелкового корпуса были награждены орденами и медалями СССР, а двенадцать эстонцев стали Героями Советского Союза. Не думаю, что сегодня это может стать основой военно-патриотического воспитания.
— Есть и другие факты. Больше двадцати тысяч эстонских добровольцев сражались против советских оккупантов. Об этом вы знаете?
— Разумеется. Из них была сформирована 20-я дивизия СС. Она так и называлась — Эстонская. Сначала она выполняла конвойно-патрульные функции, позже участвовала в блокаде Ленинграда, воевала на Северо-Западном фронте.
— Для нас важно последнее — воевала, — подчеркнул Вайно. — Все зависит от точки зрения. Можно сказать, что эстонцы сражались на стороне гитлеровской Германии. Да, можно. А можно и по-другому: они сражались за свободу своей родины.
— Резкая переориентация общественного сознания осложнит обстановку в республике, — заметил Кейт. — Это может создать препятствия для вступления Эстонии в НАТО.
— Кто говорит о резкой переориентации? Постепенность и последовательность — вот признаки зрелой политики. Что же до вступления в НАТО — да, это наша цель. Ее можно достичь разными путями. Можно ждать, когда до нас дойдет очередь. Это годы. Но может возникнуть ситуация, при которой нас примут в НАТО без всякой очереди. Вы представляете, генерал, в каком случае это произойдет?
— Если возникнет реальная угроза независимости Эстонии.
— Правильно. И эта угроза может быть только со стороны России, — заключил Вайно и перешел к главному. — Что нам нужно сейчас? Не вообще, а конкретно? Национальный герой, патриот, достойный восхищения и подражания воин. И такой герой есть. Да, генерал Кейт, он есть. И незаслуженно долго пребывал в забвении.
Вайно подвинул ближе к собеседнику белый конверт:
— Посмотрите этот материал. Это то, что нам сейчас нужно.
Он тяжело поднялся, молча пожал Кейту руку и вышел.
Слова Вайно о быстром вступлении Эстонии в НАТО взволновали Кейта. Этот человек всегда знает, что говорит. И словно выплыл из темноты брюссельский аэропорт Мелбрук, заплескались над ним флаги стран — участниц НАТО, по мокрому аэродромному бетону к самолетному трапу подкатил черный лимузин с эмблемой «North Atlantic Treaty Organization» на лобовом стекле, и служащий предупредительно открыл
