Она уселась на свою кровать, налила себе кофе и, прислонившись к стене, стала читать свежий номер «Монд».
Я никак не мог поверить, что она может быть в таком веселом настроении после всех наших передряг. Сам я с трудом оправился от вчерашних потрясений. Софи в очередной раз поразила меня.
Я тоже налил себе кофе и со вздохом взял круассан. Я чувствовал себя разбитым. Вчерашняя гонка совершенно меня измотала. С лицейских времен мне не приходилось так бегать, и я принадлежал к числу редких ньюйоркцев, игнорирующих спортзал.
Внезапно Софи приподнялась с вытаращенными глазами.
— В газете статья о нас! — воскликнула она.
Я чуть не поперхнулся своим кофе.
— О нас?
— Да. Ну, не прямо о нас… о том, что случилось в Горде. В разделе происшествий. Репортер упоминает о смерти вашего отца, о пожаре в его доме и о машине, сгоревшей позавчера. Судя по всему, он раскопал немного.
— Черт! Что будем делать? Так продолжаться не может… Надо куда-нибудь пойти, дать разъяснения!
— Похоже, время нас сильно поджимает! — согласилась Софи.
— Сильнее быть не может…
— Не вполне так, но мы не можем вечно сидеть в этом отеле.
— Так куда же нам отправиться? Вы хотите вернуться в Горд?
— Конечно нет. Пока нам нужно прятаться, но я не могу обойтись без своих вещей. Я хочу зайти домой…
— Это небезопасно.
— Я не обязана торчать здесь. Мне нужно взять кое-какие вещи и бумаги. Еще я должна связаться с коллегами из «Девяносто минут». Они знают, что я была в Горде. Если наткнутся на эту статью, встревожатся.
— Я полагал, что на время поисков нам не следует светиться…
— Это верно, — признала она. — Надо найти какой-то выход. В любом случае времени терять уже нельзя! Я попытаюсь ослабить давление со стороны фараонов. Если повезет, мой информатор из спецслужб сумеет немного приструнить их. Но я не уверена, что ему это удастся. Вы же пойдете в Национальную библиотеку за микрофильмом, о котором говорит ваш отец.
— А потом?
— Потом? Не знаю. Посмотрим, как пойдут дела. Мы затаимся, пока я не закончу перевод рукописи Дюрера.
Я вздохнул.
— Теперь уже нельзя отступать! — сказала Софи, беря мои руки в свои.
— Разумеется, нельзя.
Я сполна насладился этим редким мгновением. Соприкосновение наших рук. Ее ласковая улыбка. Потом она снова взялась за газету.
— Пойду оденусь.
Я встал и направился в ванную. Времени у нас не было, но я не мог обойтись без хорошего душа. Мне надо было хоть немного расслабиться, потому что я чувствовал — больше такой возможности не будет.
Растянувшись в мыльной пене, я услышал, как по ту сторону двери Софи разговаривает со своим информатором. Не вдаваясь в подробности, она дала ему понять, что нам нужна небольшая передышка. Чтобы к нам не слишком приставали. Но по тону ее голоса, когда она прощалась, прежде чем повесить трубку, я догадался, что собеседник не слишком ее обнадежил. В конце концов, стопорить жандармов — это была не его епархия.
Я вытерся насухо и, облачившись во вчерашнюю одежду, вернулся в комнату.
— Софи, вы правы, мне тоже нужны вещи! Я должен сходить за шмотками. Все осталось в Горде. Я уже три дня не переодевался!
Журналистка с улыбкой обернулась ко мне.
— А, — сказала она, увидев на мне ту же рубашку, что накануне. — Действительно. Загляните в магазин одежды, здесь, внизу. Они оденут вас с головы до ног, в нескольких экземплярах. Вам очень пойдет.
— Да? — удивился я. — Вы так думаете?
Она кивнула и вновь принялась за работу. Я не знал, смеется она надо мной или говорит серьезно. Но значения это не имело: мне нужны были шмотки, не важно какие.
Через час я уже обзавелся новым гардеробом. Наверное, меня приняли за чудака, ведь я попросил продавцов сменить на мне все, включая нижнее белье. Я переоделся в кабине и не без труда уговорил их доставить остальные вещи в отель… Впрочем, во Франции, как и везде, любую проблему можно разрешить с помощью денег.
Я вышел, чтобы поймать такси, похожий на юного яппи.
Всю дорогу шофер занимал меня разговорами о тяжкой доле жизни парижских таксистов, о жутком расписании, пробках, хамстве и этих сволочах американцах, которые норовят за все платить карточкой. Чтобы избежать дипломатического скандала, я попросил его остановиться у банка и снял наличность. Расплатившись, я решил продолжить путь пешком.
Я двинулся вдоль Сены по направлению к набережной Франсуа-Мориак. Эту часть левого берега я узнавал с трудом, настолько она изменилась со времени моего отъезда. Новый облик, новый мост, новые эспланады, новые прохожие. И еще новые названия улиц. Было нечто завораживающее в четырех башнях, выросших на серых камнях, но я невольно вспоминал старую набережную, где так часто гулял в юности. Очарование старого Парижа — конечно, грязного и суматошного, но полного жизни!
Медленно поднимаясь по серым ступенькам Величайшей из Библиотек, я восхищался роскошью ансамбля и одновременно ужасался при виде больших панно из оранжевого дерева, выставленных в окнах четырех башен. Досадная дисгармония с серо-голубоватым колоритом здания. Я шел по гигантскому двору, уговаривая себя проникнуться прелестью простоты. В конце концов, через несколько столетий именно это будет старым Парижем.
Дойдя до середины эспланады, я вдруг увидел, ощутив немалую радость, цветущие сады во внутреннем дворике библиотеки. Не все здесь было из стекла и бетона. Но все более или менее сочеталось. Я помню, как незадолго до отъезда в Соединенные Штаты сходное впечатление произвела на меня пирамида Лувра… Сначала сама идея показалась мне смехотворной, даже скандальной, но когда я пришел посмотреть на монумент, его природная красота очаровала меня. В этой стеклянной пирамиде не было ничего скандального. Напротив, никогда Лувр не казался мне таким прекрасным.
Подгоняемый ветром, который проникал в библиотечный двор, я быстро зашагал ко входу. Выполнив все административные формальности, я приступил к поискам микрофильма, хотя понятия не имел, что именно ищу. У меня был только шифр. Но мысль о том, что я ищу микрофильм, о котором ровно ничего не знаю, возбуждала меня.
Несмотря на все мое нетерпение, для начала мне следовало отыскать нужный зал. Национальная библиотека имеет две секции: над садами, где доступ свободный, и на одном уровне с садами, куда допускаются только исследователи, имеющие специальное разрешение. Оба этажа окружают этот удивительный прямоугольный сад. Припав к стеклу, я залюбовался многочисленными деревьями: заслуженный знак почтения к тем, что были использованы для создания десятков тысяч книг, заполнивших хранилища четырех высоких башен.
Если отдел микрофильмов находится внизу, я пришел напрасно, и Софи нужно будет явиться самой со своим журналистским удостоверением. Но, покопавшись в каталоге, введенным в библиотечные компьютеры, я обнаружил, что этот отдел находится в секции над садами и, стало быть, доступен для меня.
Я немного заплутал, прежде чем нашел верную дорогу в этом стеклянном лабиринте и оказался наконец в зале J, расположенном в промежуточной галерее, которая вела к башне Филологии. Это был
