Фелиму, и в глубине души чувствовала недоверие и опаску. Ходили слухи, что друиды плетут козни за спинами королей. Говорили, они в грош не ставят простых смертных. Знающие люди уверяли, что они пекутся лишь о пользе их собственного братства и не гнушаются никакими средствами ради достижения своих целей. Но старый друид говорил так искренне! Алеа протянула руку и взяла брошь. То был изящный серебряный дракончик, очень похожий на алого дракона, вышитого на белом плаще Фелима. Девочка сразу приколола подарок к сорочке и поблагодарила старика.
— Ваш завтрак готов, друзья мои. Все горячее! — воскликнул гном, хлопнув в ладоши.
Все трое подсели к огню и принялись за еду, приготовленную Мьолльном. Гном сдержал обещание: еда оказалась ужас какая вкусная, и Алеа съела здоровенный кусок запеченной рыбы. Запив завтрак душистым травяным отваром и вытерев губы, она спросила, не глядя на гнома:
— Ты пойдешь с Фелимом в Сай-Мину, Мьолльн?
Маленький человечек колебался. Он смотрел то на девочку, то на друида, лицо его кривилось от напряженных раздумий, но наконец он ответил:
— Путешествие вместе с друидом наверняка будет очень увлекательным. Ахум. Сколько историй и легенд он может поведать! Или опровергнуть? Откуда мне знать, — может, все, что болтают о друидах, враки? Так, Фелим? Таха! Или красивые сказки! А еще Фелим может рассказать мне, каковы друиды на самом деле. Да ладно, метательница камней, конечно, я пойду с тобой — в Провиденцию или в любое другое место, куда ты захочешь, да-да, так-то вот. Если я не отправлюсь вместе с тобой, кто будет кормить тебя завтраками? Таха.
— Спасибо, Мьолльн, — просто сказала девочка.
Друид встал, вытащил — словно из-за спины — короткий меч и протянул его Мьолльну:
— Возьмите это оружие, дорогой гном. Вы сможете защищать Алею в дороге.
Смущенный гном, никогда не державший в руках оружия прекраснее, прямо раздулся от гордости. Клинок был откован из светлого металла, посередине широкого лезвия шел изящный желобок, две золоченые дужки в виде птичьих голов сходились к навершию рукояти, украшенной синим камнем.
— Меч? — пролепетал он.
— Его выковал в Первую Эпоху Гуабниу Кузнец. Меч зовется Кадхел и, по преданию, его нельзя сломать. Я счастлив отдать Кадхел, в ваши руки, волынщик, потому что знаю — у Алеи будет надежный защитник.
— Я много чем в жизни занимался — что да, то да, но вот телохранителем не бывал! Но теперь со мной Кадхел, и горе тому, кто хоть взглянет на Алею. Я отрублю ему голову, руки, ноги и все остальное! А- ха!
В это мгновение Фелим резко поднялся и схватил Алею за плечи:
— Прячься, малышка, мы окружены! Скорее, под это бревно, и не вылезай, пока я за тобой не приду.
Алеа открыла было рот, чтобы возразить, но тут заметила по другую сторону дороги несколько уродливых зеленоватых тварей, очень похожих на горгунов, как их описывал ей Мьолльн. Девочка так испугалась, что тут же нырнула вниз, под поваленное дерево.
— Мьолльн, вам придется пустить в ход меч раньше, чем я мог предположить, — закричал Фелим гному, готовясь к бою.
— А… э-э-э… Да, конечно, какая удача! — пролепетал Мьолльн. — Проклятые горгуны, сейчас вы познакомитесь с моим оружием, ахум! Клянусь Зайной, я убью их всех. — И он издал боевой клич на древнем языке воинов-гномов:- Алраган!
Горгуны наступали, размахивая короткими ржавыми саблями, они угрожающе вопили, изрыгая пену и слизь.
Сидя в укрытии, Алеа увидела, как Фелим, внезапно превратившись в огромный трепещущий язык пламени, стремительно кинулся на врагов. Она в ужасе закрыла глаза.
Первую волну горгунов Фелим сжег заживо, чудовища корчились на земле, но их было слишком много, и в схватку пришлось вступить Мьолльну. Гном не был закаленным в боях воином, но он не раз противостоял горгунам в прошлом, а смерть жены от рук зеленых тварей стократно усиливала его убийственную ярость. Мьолльн то и дело издавал свой боевой клич «Алраган!» и не раздумывая наносил удары направо и налево — не слишком изящно, зато весьма действенно: Алеа, повернувшись на крик Мьолльна, увидела, как упали с плеч две горгунских головы. Одна докатилась до нее, и девочка, вскрикнув от ужаса и отвращения, прикрыла ладошками глаза.
Фелим сжег дюжину горгунов и, вернув себе человеческий облик, без сил упал на колени. Но живых врагов оставалось еще слишком много, Мьолльн не мог справиться с ними в одиночку. Друид тяжело поднялся и подобрал свой белый посох, который обернулся в его руках сверкающим лезвием. Он отправился на подмогу Мьолльну, размахивая посохом, как алебардой. Алее казалось, что лезвие его оружия удлиняется и изрыгает молнии, прикасаясь к телу врага. Горгуны умирали мгновенно, не успев даже крикнуть.
Мьолльн сражался все с тем же бешеным упорством, даже не замечая Фелима, бьющегося с ним бок о бок. Гном кружился, нанося удары во все стороны и подбадривая себя криками. Он воткнул меч в живот одному горгуну и перерубил глотки двум другим, пока его самого не остановил жестокий удар саблей по ноге. Гном закричал от боли, упал, подняв тучу пыли, и перекатился по земле, ища укрытия у ствола дерева, но мечом махать не перестал.
Фелим пришел в безумную ярость, все его тело заискрилось, обрушивая на горгунов смертоносные молнии. Чудовища вокруг него разрывались на куски, двое оставшихся в живых в ужасе обратились в бегство. Друид без сил повалился на землю.
Сидевший у дерева Мьолльн левой рукой зажимал рану на бедре и бормотал, изнемогая от боли:
— Вернитесь, мерзкие жабы, вернитесь, и я заставлю вас землю есть и познакомлю с моим мечом!
Собрав последние силы, гном поднял над головой Кадхел и метнул его в беглецов, но тех и след простыл.
— Трусы! Бабы! — крикнул Мьолльн и потерял сознание.
Алеа немедленно вылезла из своего укрытия и побежала к друиду:
— Фелим! Скорее, нужно помочь Мьолльну, поспешите!
Старик с трудом поднялся на ноги. Он был совершенно опустошен и, казалось, тоже мог в любое мгновение лишиться чувств.
В то утро Уильяма Келлерена разбудила непривычная суета в коридорах Сай-Мины.
До окончания срока его ученичества оставалось несколько недель, и он подумал было, что шум имеет отношение к нему. Возможно, готовится церемония посвящения, на которой он станет друидом. Снимет наконец зеленое одеяние вата и наденет белый друидский плащ…
Наверняка случилось что-то из ряда вон выходящее. Уильям даже догадывался, что именно, но уже несколько дней мог думать лишь о том, что подходят к концу семь лет его ученичества в Сай-Мине. Это было трудное время: три года ушли на обретение саймана, два — самые скучные! — на то, чтобы научиться не пользоваться им и хранить молчание, два последних он провел, заучивая наизусть триста тридцать три триады друидов и пытаясь их осмыслить. Таков был последний урок послушничества:
Уильям выглянул из окна своей маленькой комнаты послушника и увидел сновавших по двору Сай- Мины слуг. Они бегали между каменными строениями от мельницы к колодцу, от колодца к конюшням, из конюшен — на кухню… Уильям надеялся, что ничего серьезного не случилось и обряд его посвящения состоится, как было запланировано. Мысль была, конечно, себялюбивая, но ведь это же самое важное событие его жизни. В глубине души Уильяму не терпелось завершить ученичество, но его страшила мысль о
