обратились к прокурору де Флери. Ничего не получалось. Отчаявшись, они обратились к королю, надеясь на «его справедливость». Король приказал Миромеснилю заняться этим делом вместе с де Флери, последний же препоручил его своему доверенному Дюлоренселю. Тот подготовил все необходимые бумаги для своего начальника. Так, бумаги, часто игнорируемые историками, оказались у прокурора де Флери. Исследование документов из первых рук показывает, что кардинал был признан виновным еще до слушания свидетелей. Совершенно очевидно было желание прокурора осудить кардинала. И де Флери и председатель суда д'Алигр преследовали одну и ту же цель. Оба получили приказ де Бретеля, который говорил, — разумеется, не напрямую, — устами королевы. Вмешательство придворного министра короля было лишь относительно независимым. Миромесниль всегда старался отстаивать справедливость и правосудие.
Семья кардинала не могла ни ознакомиться с документами, ни даже участвовать в этой пародии на судебное разбирательство, которое рисковало затянуться на неопределенный срок. Следствие выяснило, что мадам де ла Мотт, возможно, имела несколько соучастников, арест которых был чрезвычайно важен для дела. Показания подозреваемых могли существенно изменить ход разбирательства: господин Вилет и мадемуазель д'Олива. Вилет, «личный друг» мадам де ла Мотт, был кроме всего прочего ее секретарем. Говорили, что он «уже привлекался к суду за подделывание подписей», однако, по слухам, сбежал через несколько дней после ареста своей любовницы. «Этот человек мог бы многое прояснить», — говорили родственники кардинала. На полях страниц, которые касаются Вилета, Дюлоренсель отмечал: «По всей вероятности, он сбежал, и поймать его будет невозможно». Мадемуазель д'Олива была отмечена, как «соучастница, сыгравшая роль королевы в саду Версаля», она получила 1 000 экю от мадам де ла Мотт. Она также скрылась, узнав об аресте Роана. По поводу этой молодой особы Дюлоренсель пишет: «Об этой девушке мы не имеем никаких сведений. Ее можно было бы только допросить по поводу мадам де ла Мотт».
Среди других документов находилось досье, свидетельствовавшее о займе в размере 200 000 ливров, который де ла Мотт получила, воспользовавшись именем кардинала. Дюлоренсель настаивал на том, что этот факт свидетельствовал не в пользу кардинала: «Зная о том, что эта дама использует его имя […], кардинал должен был прекратить с ней всякие отношения».
23 октября 1785 года Дюлоренсель пришел к следующему выводу: «Следует заметить, что основу процесса составляет подделка почерка и подписи королевы на документе, подтверждающем покупку ожерелья. Кардиналу вменяется в вину совершение торговой сделки от имени королевы; ему надлежит вернуть часть бриллиантов указанного ожерелья».
Следствие продолжалось. Мадам де л а Мотт утверждала, что никогда не имела чести быть знакомой с королевой и всем своим состоянием она действительно обязана Роану. Она отрицала тот факт, что вечером в Версальском саду организовала встречу, во время которой кардинал был уверен, что говорит с Марией-Антуанеттой. Авантюристка высказалась, что маг Калиостро был злым гением кардинала, и обвиняла его в соучастии. Наконец, если бы она была виновной, почему же сразу не сбежала в свое имение, узнав об аресте Роана. Несмотря на все ее отрицания, судьи начали с подробного разбирательства. Они отбросили все предположения и начали планомерно распутывать историю. Любовница кардинала де Роана, мадам де ла Мотт видела в нем доверчивого человека, который может стать жертвой ее гигантской, по замыслу, махинации. Ей легко удалось убедить его в том, что пользуется дружбой и доверием у королевы, она пообещала ему вернуть былые привилегии при дворе. Для этого она организовала мнимое свидание с королевой в Версальском саду. Итак, за кардиналом захлопнулась мышеловка, с этого момента он не только не мог ни в чем отказать этой женщине, но и наивно верил всему, что она говорила, якобы от имени королевы. Таким образом эту грандиозную ложь разыграла мадам де ла Мотт. Она убедила кардинала в том, что королева хочет купить ожерелье без ведома короля. Сделка прошла уже известно как. Теперь ожерелье было в руках мадам де ла Мотт. Она заставила поверить в то, что она отдала ожерелье королеве, тогда как на самом деле разделила его на части с помощью своего мужа. Тот уехал в Лондон, чтобы продать там камни. Однако план изобретательной женщины, которая содержала семью благодаря необыкновенному шарму, внезапно рухнул. Нам известно, каким образом это произошло.
Хотя многие моменты этой истории остаются для нас неразгаданными, ясным кажется одно: кардинал оказался жертвой талантливой интриганки. Не хватало только доказательств, которые бы подтверждали невиновность Роана. Какими бы ни были личные убеждения прокурора, он продолжал рассматривать кардинала как основного виновника преступления. Это приводило его к решению о закрытии дела, однако нужно было убедиться в том, что большинство судей согласны с такой формулировкой процесса. Чтобы изучить мнение каждого из судей, прокурор снова позвал на помощь Дголоренселя. 11 ноября тот составил подробный отчет по поводу тайной просьбы де Флери. Документ составлен с большой точностью. «Все это представляет собой лабиринт с невероятно сложными и запутанными ходами», писал он в преамбуле. «Все понимают, что доброе имя королевы скомпрометировано, — продолжал он. — Речь идет о преступлении против королевского величества, что является серьезным правонарушением. Но мы не располагаем никакой информацией, которая бы подтверждала то, что подпись королевы подделал именно кардинал. Следует добавить, что кардинал сам был обманут и вовлечен в махинацию. […] Молено сделать вывод, что кардинал был всего лишь соучастником и жертвой обмана, а настоящие виновники — это мадам де ла Мотт и ее муж», которые украли и продали ожерелье, разобрав его по бриллиантам. Как доказать в таком случае виновность кардинала? Однако Дюлоренсель легко справляется и с этой трудностью:
«Но господин де ла Мотт мог продать его [ожерелье] только после того, как его передал ему кардинал, поскольку именно кардинал непосредственно взял его у ювелиров.
Однако он мог знать, что ожерелье предназначалось не для королевы.
Он знал, что компрометирует имя королевы» и т. д.
Зима выдалась довольно скучной. Мария-Литуапстта, испытывавшая непонятные недомогания, отказывалась согласиться с тем, что была беременна, хотя вот уже три месяца у нее не было менструаций. Опасаясь ее гнева, врачи не осмеливались громко заявлять о причине ее болезни. К 15 февраля она уже и сама убедилась в этом. «Признаваясь мне в своей новой беременности, она говорила, что была совсем не рада ей. Она не хотела больше детей, писал Мерси,[…] Я сказал ей об опасностях подобного настроения. Однако она была настроена не вступать больше в супружеские отношения с королем, чтобы не иметь больше детей. Эта идея обеспокоила меня еще больше, к сожалению, стало модным среди молодых женщин прекращать супружеские отношения с мужем, родив одного или двух детей». В который раз Мерси от имени императора пытался напомнить ей о ее долге перед супругом. Вскоре она убедила своего наставника, что «сумела оценить преимущества интимных отношений с королем, и плачевные последствия противоположного». Неприязнь, которую она испытывала к этой беременности, было лишь «временным настроением».
Расследование закончилось. Следователи написали свои доклады на имя прокурора де Флери, и тот передал их своему помощнику Дюлоренселю. Бумаги последнего доказывают, что Роан был виновен в мошенничестве против королевы. Работа помощника прокурора была тайно связана с королевой и Мерси, однако даже сам прокурор об этом не знал. «Мы сделали все необходимые выводы по предложенному плану, — писал де Флери председателю суда д'Алигру 21 мая. Теперь уже нет никаких сомнении, поскольку перед глазами все те показания, которые нам удалось собрать. Первая часть обвинения представляется особенно важной, и она пройдет без всяких осложнений».
Де Флери предъявил три обвинения: оскорбление, ложь, мошенничество. «Первая часть», о которой говорилось в письме, касалась оскорбления королевы. Что до двух остальных пунктов, они не могли быть полностью доказаны, поскольку не было достаточных фактов (или были слишком неубедительными), несмотря на старания Дюлореиселя. Он пишет об этом в своем дневнике: «Из того, что уже доказано по поводу мошенничества, невозможно обвинить его как соучастника или как организатора преступления. Ничто не может в достаточной степени доказать его соучастие или организацию. […] Гораздо более разумно, с этой точки зрения, вынести ему оправдательный вердикт на эти обвинения». Если Роан не может быть обвинен в мошенничестве и краже, его надо наказать за оскорбление королевы. На самом деле преступление кардинала было преступлением против королевы: с его стороны было просто безрассудно и даже нагло поверить в то, что королева пришла к нему ночью в сад и вообще поручила ему купить ожерелье от ее имени.
«Эти размышления заставляют предположить, — продолжал он, — что будет невозможно дойти до приговора и уж тем более до ссылки, которая подразумевает общественную смерть и влечет за собой
