прыжок из пришибленности в здоровый авантюризм…
Как всякая болезнь, что заметили еще древние, есть необычайно полезное упражнение в умирании, так и всякая неудача упражняет жизнь духа. Длительное отсутствие неудач, штиль судьбы — признак грозный, и в таких случаях, профилактики ради, рекомендуется предпринять что-либо несбыточное.
Силь и Басиль
Во времена давние, когда еще водились на земле эльфы, русалки, водяные и прочие диковинные существа, жили на дальнем острове два брата-рыбака, Силь и Басиль.
Занимались одним и тем же — ходили в море, ловили рыбу, сушили, вялили, продавали заезжим морякам и купцам.
Но разное было у них на роду написано.
Басилю везло: и рыба ловилась отменно, и жена что надо, с материка, умница и красавица, и детей пятеро, и дом большой, и навалом всякого добра.
А Силь был невезучий. Рыба у него ловилась плохо — мелочь пузатая, да и ту уносило из-под самого носа. Жены не было, никто не шел за него. Вместо дома — что-то вроде шалаша на берегу. И ни гроша за душой. Но при том всегда весел и беззаботен был. Песни распевал: смеялся, то и дело вставлял поговорку: «Волна приносит, волна уносит»…
Вечно сумрачного и озабоченного Басиля это бесило.
— Дуралей, что хохочешь?
— Живу!
— Да разве это жизнь? Что у тебя за жизнь?
— Самая распрекраснейшая.
— Ничего ведь нет. Опять двух крабов вытащил и дохлую каракатицу.
— Что есть, то мое. Волна приносит, волна и уносит.
— Брось дурака ломать. Помоги мне снасть наладить.
В море они ходили порознь, а когда вместе случалось, то весь улов доставался Басилю, потому что известно было, что везет только ему.
Как-то вышли они рыбачить, отплыли каждый в свою сторону, далеко от острова. Вдруг страшная буря поднялась, ураган небывалой силы бушевал три дня и три ночи. И когда оба брата, едва оставшись в живых, добрались до своего острова…
Страшное сотворил океан: слизал почву, все поглотил — одна голая каменистая пустошь…
Басиль лежал вниз лицом возле лодки.
— Ну давай, поднимайся… Отдохнул, и довольно. — Силь тихонько тряс его за плечо. — Вставай. Слышишь?
— Отойди от меня, дурак. Ты что, не понимаешь? Жизнь кончена.
— Ну отдыхай…
Неподалеку от острова был еще один островок, маленький, окруженный рифами. Иногда в тихую погоду они там ночевали. Туда Силь и направился.
Прошло немного времени.
— Эй, Басиль! Все лежишь? Я тебе подарок привез. Поднял голову Басиль…
Вместе с братом сидели в лодке все его дети и жена, живые и радостные.
— Опять тебе повезло. — Как?..
— Очень просто: отсюда унесло, туда вынесло. Там и дом твой, пострадал, правда, малость, но ничего, собрать можно.
Все ожидали — вскочит сейчас Басиль, подпрыгнет, заплачет от радости, родных, чудом спасенных, целовать бросится. Но нет, не таков был Басиль.
— А сеть новая моя, мелкоячеистая, тоже там?
— Не знаю, — ответил Силь. — Я не видел.
— Неужели унесло?!
— Не знаю, может, и унесло с моим домом вместе.
— Э-э-хх!.. Неужели унесло?!
Вскочил Басиль, прыгнул в лодку. Не успел отплыть, как опустился вдруг непроницаемый туман. Рассеялся так же внезапно, а лодки уж нет… «Волна приносит, волна уносит», — сказал Силь.
Проходит час, другой, третий — Басиль не возвращается. Силь тем временем успел рыбки кое-какой наловить, кров на ночь наладил.
Уже смеркаться начало. Басиля все нет.
Развели костер. Силь, весь день не умолкавший, пробормотал: «Волна уносит…» И стих.
Зажглись звезды.
И тут из воды, рядом с ними, у самого берега взметнулось что-то громадное, похожее на гигантскую клешню, молниеносным движением выбросило на берег человека — и скрылось.
— Возвращаю ради вас, — сказал Голос, удаляясь в темноту.
— Басиль! — припал к брату Силь. — Живой!
— Живой, — просипел Басиль. — Волна уносит, волна приносит…
ЖИЗНЬ СМЫСЛА
В. Л.
Это я, тот девятиклассник, приславший вам письмо с одной фразой-вопросом:
ЗАЧЕМ ЖИВЕТ ЧЕЛОВЕК?
Сейчас я уже студент педагогического института и хочу повторить свой вопрос…
Я болен общечеловечностью. Уяснить, что в этой идее связано с душевной болезнью, — кажется, одна из ваших задач. Но даже если вы ответите, что общечеловечность — всего лишь утопия, что на самом деле люди не способны к гармонии, а в лучшем случае лишь к «сосуществованию»… Называйте это «философской интоксикацией», как угодно. В мозгу планеты должны быть и клетки, наделенные этой функцией. Общечеловечность все-таки заслуживает звания идеала, хотя бы как дань уважения к бесполезным усилиям или памятка для гуманоидов…
Простите, я сейчас нахожусь в сильном кризисе. Ничего особенного: здоров, энергичен, учусь, общителен. Но внутренне…
Этому мальчику я отвечаю всю жизнь.
«Мы рождены, чтобы жить вместе», — сказал Экзюпери.
Умирать порознь, жить вместе.
Да, есть и долг сознания — быть может, производное от строения мозга, — ощущаемый то как счастье, то как острейшая боль.
Рано или поздно наступает момент, когда «вечные вопросы» из отвлеченных, скользящих мимо души, становятся вдруг остро личными. От этого начинает зависеть возможность жизни.
…Это будет в трехтысячном году. Это происходит сегодня.
Человечество входит в твой дом вместе с газетой и импортными товарами; через радиоприемник и телевизор, через музыку, фильмы, книги, через язык, в котором все больше иноязычных слов; через мысли и чувства, которых раньше у тебя не было, через смятение…
Потомок твой будет иметь другой цвет кожи, другую форму глаз, непредставимое мышление, и говорить будет на другом языке.
Ему трудно будет читать эти строчки — не иначе как с помощью словаря.
А тебе трудно сейчас. Ты уже принял Человечество, но оно тебя еще не приняло. Ты говоришь на своем языке, а оно на своих…
У меня нет слов, чтобы доказать тебе, что твое одиночество — заблуждение. Но представь: ты — родитель, а Человечество — твое незаконченное творение, растущий ребенок. Чадо это уже выскакивает
