Мор. (Роман о воровской жизни, резне и Воровском законе)

– Хотите про череп Гайдна? – спросил шепотом.

– Он кто, вор? – поинтересовался Пух-Перо.

– Сочинитель, – прошептал Враль, – композитор. Про «Восход Солнца» слыхали?

– Какой тут восход под полом? – буркнул Пух-Перо. – Давай, дуй про череп. Что с ним?

– Гайдн отдал концы в Вене… в прошлом веке. Войска Наполеона только что взяли город, а одиннадцать лет спустя внук Гайдна, князь (Эстергази – А.Л.), получил от правительства разрешение перезахоронить Гайдна в Эйзенштадте, он в этом городе долго жил, и тут ему построили монументальный памятник. Когда раскрыли могилу в Гундштурме и сняли с гроба крышку, оказалось, скелет на месте, а черепушки нет. А так не положено.

– А зачем скелету голова? – недоумевал Пух-Перо.

– А черт его знает, – согласился Враль, продолжая рассказ. – Гроб опустили в могилу со скелетом, но без башки. Менты австрийские завели уголовное дело. Напали на след.

– Во, гады! – буркнул Пух-Перо. – Разнюхали? Кто же спер башку?

– Какой-то Карл, бывший секретарь Гайдна, с приятелем ночью на кладбище и отмахали… Заодно еще у одной актрисы (Бетти Роозе – А.Л.) отсекли черепушку. Они, оказывается, интересовались хренологическими (френологическими – А.Л.) теориями какого-то доктора, словно по черепу можно понять характер человека.

В это время надзиратели уже ползали под полом, искали, освещая более чем сжатое пространство переносной лампой. Работа эта мусорская – собачья, что и говорить, но, с другой стороны, что им оставалось? В колхоз не хотелось, образования нет, воровать боялись. Вот и ползай тут. Может, конечно, их загнали сюда по комсомольской путевке. В результате общения с местным специфическим контингентом они со временем и омусорились: ведь если человека каждый день бесконечно посылать на три буквы и в другие разные места, можно и озвереть, это факт. Но вот они сейчас тут ползут в пространстве, где невозможно определить, где юг, а где север, ползут с фонарями и ищут человеков. Наконец один наткнулся на кого-то. На кого? Может, это профессор-биолог, обозвавший обыкновенного черного таракана генералиссимусом, или инженер с первой лагерной категорией (несмотря на его сахарный диабет), в котором Боксер, увы, ни хрена не смыслит? Встретились люди на таком низком уровне, и один другому орет в изысканной манере:

– Вылазь! Мразь ползучая! – и толкает профессора в сторону дыры – наверх. А мусорам наверху: – Встречайте там! Одного принимайте!

Прокричал, а сам ползет искать других отказчиков. Профессор же покорно уползает в указанном направлении…

Вскоре надзиратели наверху опять слышат крик снизу:

– Там! Наверху! Примите второго!..

– Третьего возьмите!

– Четвертого!..

– Посылаю девятого!

– Пятнадцатого!

Надзиратели наверху пялят зенки на дыру в ожидании появления хоть одной образованной крыски – никого.

А все потому, что профессор, уползая в указанную сторону, едва пятки надзирателя исчезли из виду, меняет направление – уж он-то преотлично ориентируется – и вот он уже уткнулся носом в ботинки другого своего коллеги, к счастью, инженера, который всех их поведет через узенькое отверстие в фундаменте в некоторый другой тупичок; возможно, тоже закроет его за собой чуркой, валяющейся рядом. Теперь они, лежа на спине, упираясь ногами в чурку, фактически недоступны любой силе.

Мусоров опускают под пол помочь товарищу, они пытаются оттолкнуть чурку лбами, потом переворачиваются на спины и тоже толкают ногами. Ну! У кого копыта сильнее? И все проклинают матерей, даже божью матерь, а толку никакого, копыта отказчиков сильнее, им помогает страх. Мусорам приходится вылезать несолоно хлебавши.

– Ну, давай, – требует Пух-Перо, упираясь ногами в чурку, – гони дальше про эту хренологию.

– Френологию, – поправляет Враль. – Одного там вроде посадили, но черепушки они не вернули.

– Во, бляди! Хотя бы бабскую отдали… все-таки актерка без черепушки не смотрится.

Дальше Пух-Перо узнал от Враля, что череп Гайдна зашила в тюфяк жена одного похитителя, где он и хранился, пока из тюрьмы не освободился другой и заложил приятеля, после чего тюфяк распороли, череп примерили композитору – оказался подложным. Могилу опять зарыли, и лежал в ней бедолага-композитор без головы, а уже сын Эстергази с трудом нашел настоящий череп.

Пока отказчики делились знаниями, надзиратели натужились отодвинуть чурку. Как же, как же! Так ли это просто? Тогда они предприняли последнюю атаку с применением горячего оружия: пошли на кухню, наполнили пять-шесть сорокалитровых алюминиевых бадеек кипящей водой, потащили их, задыхаясь от тяжести, в злополучный барак; здесь, расставив в разных стратегических позициях, высчитав примерно траекторию ползанья «подпольщиков», начали одновременно поливать через щели кипятком. Тут уж несчастным больше как наверх спасаться некуда – в ожогах, мокрые, люди выходят наконец на поверхность. С них срывают мокрую одежду и, как ошпаренных гусей, тащат в карцер, где им гарантировано «диетическое» питание.

Но, случалось, кипяток не всех доставал. Уцелели на этот раз и Пух-Перо, и другие с ним. Враль побежал к Боксеру в санчасть оформлять освобождение от физического труда.

3

Теперь по утрам Враль бегал с Боксером. Ради этого необходимо было вставать за час до подъема. А как узнать время без часов? Выручали сторожевые собаки, лаявшие в пять утра, когда на вышке, стоявшей рядом с бараком, менялся часовой. Какими часами пользовался Боксер, неизвестно, но Враль заставал его всегда готовым к спортивным занятиям.