кровати, чтобы поработать над сделанными за день записями.
Клара опустила решётку на витрине галереи в Сохо. День вышел утомительным. Уже закончились представления в театрах, и она изменила свой обычный маршрут, чтобы не стоять в пробках.
Джонатан включил телевизор, попутешествовал по каналам, потом встал и подошёл к окну. По Парк- лейн быстро проезжали немногочисленные машины, он долго провожал взглядом их задние габаритные огни. Красный «купер» притормозил на перекрёстке, потом помчался в сторону Ноттинг-Хилл.
4
Пятница в начале июня обещала стать одним из самых важных в его жизни дней. Джонатан уже поднялся. Улица за окнами была пуста – верный признак раннего утреннего часа. Он присел за стол в углу комнаты и сочинил письмо, чтобы послать его Анне факсом перед уходом.
«Клара, я каждый вечер безуспешно пытаюсь с тобой связаться. Если бы ты записала приветствие на нашем автоответчике, то, звоня домой, я бы слышал твой голос. Сейчас, когда я это пишу, ты, наверное, ещё спишь. Здесь уже поднимается солнце, и мне хотелось бы, чтобы ты была здесь, особенно сегодня. Сегодня я познакомлюсь, возможно, с картиной, которую столько лет мечтал увидеть. Не хочется быть излишне оптимистичным, но за дни, проведённые в Лондоне, я успел привыкнуть к этой мысли и всерьёз в это верю. Неужели завершатся наконец поиски, которые я вёл почти двадцать лет?
Вспоминаю, как студентом часами штудировал по ночам в своей комнате редкие труды, авторы которых предполагали, что это уникальное творение существует. Последняя картина Владимира станет наилучшей моей экспертной работой, так долго я её дожидался!
Я бы предпочёл, чтобы эти дни нашей разлуки не пришлись на время приготовления к нашей свадьбе. Но, быть может, эти последние дни нам обоим пойдут на пользу. Так хочется, чтобы наша встреча в Бостоне показала, что напряжению, разделявшему нас долгие недели, пришёл конец.
Думаю о тебе, надеюсь, что у тебя все хорошо. Дай знать, как у тебя дела.
Джонатан».
Он сложил письмо, положил его в карман пиджака и решил прогуляться и насладиться теплом нарождающегося дня. Проходя мимо стойки дежурного, он отдал ему письмо и вышел на улицу. На другой стороне улицы прохожих манил парк. Деревья уже оделись листвой, клумбы пленяли прелестью цветов. Джонатан дошёл до маленького пруда над центральным озером и залюбовался величественными пеликанами, скользившими по неподвижной воде. Возвращаясь, он думал о том, что с радостью зажил бы в этом городе, который вроде бы начинал понимать. Пора было отправляться в галерею. Он пришёл туда пешком и уселся в кафе напротив, поджидая Клару. Перед синей дверью остановился «остин», Клара вставила ключик в сигнальное устройство на стене, и на витрине стала подниматься железная решётка, впуская внутрь галереи утренний свет. Казалось, Клара колеблется: решётка замерла на середине окна, потом поползла вниз. Она развернулась и перешла улицу.
Войдя решительным шагом в кафе, она спустя несколько минут подошла к Джонатану, держа в каждой руке по чашке.
– Капуччино без сахара! – объявила она. – Осторожно, горячо! – Видя удивление Джонатана, она продолжила: – Чтобы изучить привычки другого человека, достаточно внимательно понаблюдать за его жизнью. – Она пододвинула ему чашку, свою поднесла к губам. – Какое красивое небо! В хорошую погоду город выглядит совсем по-другому.
– Отец говорил мне: если женщина разговаривает о погоде, это значит, что она хочет избежать других тем, – ответил Джонатан.
– А что говорила ваша мать?
– Что даже если это так, то указывать ей на это – последнее дело.
– Ваша мать была права!
Некоторое время они смотрели друг на друга, потом Клара широко улыбнулась.
– Вы, конечно, женаты! – выпалила она.
В этот самый момент в кафе влетел Питер. Поздоровавшись с Кларой, он без промедления обратился к Джонатану:
– Мне надо с тобой поговорить.
Клара взяла свою сумочку, внимательно посмотрела на Джонатана и сказала, что пойдёт отпирать галерею, они могут беседовать спокойно.
– Надеюсь, я не прервал важный разговор? – спросил Питер, беря чашку Клары.
– Почему такой встревоженный вид? – ответил Джонатан вопросом на вопрос.
– Я постоянно убеждаюсь: заставь дурака молиться – он лоб расшибёт! Мои английские партнёры передумали: теперь они твердят, что раз Рацкин написал большую часть своих картин в Англии, то торги ими следует проводить в Лондоне.
– Между прочим, Владимир был русским, а не англичанином!
– Спасибо, об этом я им уже напомнил.
– Что ты собираешься делать?
– Ты хотел спросить, что я уже сделал? Я заявил: эти торги должны происходить там, где проживает крупнейший эксперт по Рацкину.
– Неужели?
– Между прочим, этот крупнейший эксперт – ты, дубина!
– Мне нравится слышать это от тебя.
– Беда в том, что совет не возражает оплачивать твоё проживание в Лондоне столько времени, сколько ты сам сочтёшь необходимым.
