преимущественно молодые женщины, следовательно, и парней здесь было предостаточно, и где еще быть Яанусу, если здесь же присутствовала Клара. У моря, на мысе, куда пригнали всех овец деревни, — столько смеха! Столько шума! И визга! Одно только было непонятно Его Величеству: как потом узнают люди своих овец? Они же тут все смешались, моющие хватали всех подряд, какая под руку попадется. Женщины стояли в воде по колено, подоткнув юбки. Мужчины и ребята, окружив со всех сторон этих орущих дураков, то есть баранов, теснили их к воде, не давая выбраться из кольца. Баран потому и баран, что ничего не смыслит в пользе гигиены, — упирались они изо всех сил, еще больше, чем сам Король по утрам. Им в воду жутко не хотелось. Возни сколько хочешь, сухими здесь остаться не удалось никому: ни людям, ни овцам.
Королю понравилось на Абрука, жалко было уезжать. Но уезжать надо было, потому что должен — опять «должен»! — обязательно пожаловать к ужину, иначе могло случиться, что на его собственной веранде объявится Хелли Мартенс поинтересоваться, отчего это он не соизволит соблюдать договорные обязательства, в которых устно, но отмечено, что явка Его Величества к ужину обязательна, даже если у него отсутствует аппетит. И хорошо, если это будет Хелли, гораздо хуже, если объявится сам Алфред, нечего и думать, чтобы тот явился на королевскую веранду с ужином… Скорее всего, он придет, чтобы преподать какой-нибудь урок.
Король отвлекся наконец от горестных дум об изменчивости женской натуры, связанных с Эльной, которая ему изменила с Виктором Трейманом. Забылся и подсмотренный поцелуй Алфреда и Землянички — пример вероломства.
Все это оказалось второстепенным, ибо настал день рождения Его Величества Короля. Ему исполнилось ровно девять лет.
До этого королевские дни рождения праздновались всенародно, то есть всем обществом, в данное время присутствующим, приглашенных обычно было, немного. В последний раз это событие отмечали на хуторе У Большой Дороги, а посему кроме Хелли и Алфреда присутствовали еще Ида и Вилка. В городе, Король не сомневался, народа соберется больше и праздник будет на достойном уровне. Сам он, во всяком случае, о предстоящем событии оповещал всех, кого встречал.
Утром он сбегал к Лонни и Антону на пастбище:
— У меня сегодня день рождения — уже девять!
Затем его пятки замелькали на Морской улице.
Здесь он постучался к Валдуру и Свену и сообщил:
— У меня сегодня день рождения!
Валдур и Свен выразили по этому поводу свое восхищение и поинтересовались, будет ли торт со свечами.
— Может, будет, — ответил Король неопределенно. — В четыре часа, наверное, — высказал он предположение. — Я в четыре родился, тогда во мне было три кило семьсот, так Хелли сказала.
Валдур и Свсн еще раз выразили свое восхищение, но на торт не стали напрашиваться, а Король не настаивал, потому что не знал, будет ли торт.
Затем он помчался к Морскому Козлу. Минуточку поколебался: идти — не идти. Решил идти, потому что Козел не Козел, Морской не Морской, но день рождения бывает все-таки нечасто. Козел не выражал восхищения, он даже смутился, спросил недоверчиво: «Да?» — и оставил Короля, ушел в другую комнату. Он принес толстую книгу и протянул Королю.
— Дарю, — сказал Эрих. — Насовсем. Читай. Эта книга для взрослых, мама купила ее себе уже давно и про нее совсем забыла. Здесь интересные картинки…
Морской Козел покраснел и захихикал от смущения. Книга называлась «Гигиена половой жизни». Королю это название ничего не объяснило — что в ней? Приключения? Путешествия?
— Да нет! — Морской Козел зачем-то перешел на шепот, как будто их кто-нибудь подслушивал. — Здесь картинки, и написано, как все это называется.
Король листал толстую книгу и опять ничего не понимал в этих цветных картинках. Тогда Морской Козел сам ему все показал и объяснял: это вот то — как у тебя и у меня, а это вот, на этом месте, видишь? Это как у моей мамы или у Большой Урве.
Эта Большая Урве была странная: любила слушать, как Арви всякие истории рассказывал про солдата, который в каком-то царстве лечил заболевшую дочь царя, а заодно умудрился «лечить» и царскую жену. Рассказывал Арви дома у Урве, и теми же нехорошими словами, за которые когда-то Королю досталось от девочек у Брюкваозера, но Большая Урве дрожала от возбуждения, и, когда Арви ушел — а ее мамы дома не было, — Урве легла в постель и потребовала от Короля:
— Ну, лечи меня!
— А как?!
Король испугался. А Урве лежит и требует, чтобы Король лечил ее. Король побежал от нее прочь. Дура! От чего ее лечить?
— Здесь нарисовано, как это изнутри выглядит, понимаешь? — объяснял Морской Козел картинки.
Король мало что понял, одно лишь он уяснил: эту книгу на всякий случай домой лучше не нести. Он обещал потом ее забрать и побежал к Арви на Парковую улицу. Ему повезло: Арви Сверчок тоже оказался дома. Сидел в дровяном сарае, учился курить. Он сидел на пне с папироской во рту, всасывал полный рот дыма, глотал слюну, отчаянно кашлял, из глаз лились слезы, и Арви плевался. Затем все сначала.
— Сразу не получается, — объяснил он Королю, — сразу ничего не выходит. А ты пробовал потереть пипку? — Он принялся учить Короля заниматься какой-то глупостью. — Вот возьмешься за пипку рукой и начнешь быстро-быстро тереть — станет кошмарно хорошо, вот так…
Арви показал, как надо делать. Король смутился, но тоже стал пробовать, раз это кошмарно хорошо. Но сколько можно! Он даже устал, но ничего хорошего не испытывал. Какая-то ерунда!
— Сразу ничего не выходит… — пропыхтел Арви.
Сжав руки в кулаки, Король стал тереть их друг о друга.
— А вот если так кулаки друг о друга сильно потереть, запахнет мертвечиной, — объяснил он Арви и понюхал свои кулаки. — Во, действительно! Пахнет трупом, на, понюхай!
Арви застыл со своей пипкой в руке, разинув рот.
— Вот дурак! — только и воскликнул.
Конечно, Король не знал, как пахнет труп, так что мог и ошибаться, а этому научил его нукиский Элмар в Звенинога, сказал, что, если руки или кулаки сильно потереть, запахнет трупом. И точно, непонятный запах Король действительно почувствовал.
На Арви сообщение о дне рождения у Короля не произвело должного впечатления.
— А у меня зимой, — сказал он, доставая из пачки папиросу: он все-таки во что бы то ни стало решил научиться курить. — Я зимою родился.
Смотреть, как этот пропорциональный сопливится, Королю надоело, и он ушел прочь отсюда. Эх, вот бы Карпа повидать! Королю стало тоскливо. А ведь он давно сказал Карпу, что ему летом будет девять лет. Кажется даже, что Карп тогда его понял, он же сказал: «А-а!» — растопырил девять пальцев на руках и засмеялся. Потом Кари показал вытянутой ладошкой небольшую высоту от земли, около метра примерно, и, смеясь, сказал: «Вася».
Да, Карпа повидать Королю хотелось, но кто знает, где сейчас Карп.
Больше Королю никуда уже бежать не хотелось, пропало настроение, да, собственно, и не было более никого, кого стоило бы оповестить. К Большой Урве он не пойдет, вдруг ее опять потянет лечиться. У рыбного склада повстречалась Тайдеманиха, как всегда завернутая в свое бессменное бесцветное облачение, как всегда, тащила что-нибудь в сторону дома. Обычно это было то, что другие люди выбрасывают, — старые сковородки, куски фанеры, какие-нибудь стоптанные ботинки или стул на трех ножках, а теперь она тащила, мелко перебирая тонкими бесформенными ногами в калошах, большую доску, которая могла бы пригодиться разве что на топливо. И действительно, Хелли как-то заметила Алфреду:
— И чем они топят? Дрова они не покупают… Неужели только тем, что Тайдеманиха тащит?
Тайдеманиха, словно муравей, все время в труде: ищет, тащит то полено, то доску, то фанеру, то железку.
Не станет же Король докладывать Тайдеманихе, что у него день рождения… К Тайдеманихе все взрослые относились с презрительным высокомерием, которое в какой-то мере, естественно, распространялось и на Тайдемана, его тоже считали крохобором, хотя тот нечасто попадался людям на
