друзья Люксембургского Короля, несмотря а свою изменчивость в цвете, щедро обогревали его теперешнюю резиденцию. По ночам они, правда, еще не могли помешать небольшим морозам покрывать настью снег на полях и в подлесках.
В лесу Смолоспуска, — а именно здесь теперь поселился Король со своим верным министром, оберегавшим повелителя от микробов древним способом, то есть обкуривал денно и нощно, — именно в лесу, куда меньше доходили солнечные лучи, все еще не сдавалась зима.
Оба настолько прокоптились табачным дымом, что когда они прибежали из Прятки на Сааре, Манчита подозрительно обнюхала Короля и в испуге, всплеснув руками, вскрикнула:
— Иссанд Юмаль! Ты уже куришь?
Иван познакомился наконец с Вилкой, которая не выказала маленькому русскому особого доверия; она изучала Ивана, принюхиваясь, ее хвост как будто принимался вилять, но… шевелился едва. Что ж тут удивительного, ведь Вилка помнила, чем кончилась однажды для нее дружба с одним русским — обидным пинком ноги от Алфреда.
Потом Король показал Ивану чердак, корыто и сундук с портретами русских царей. Настороженность в поведении Вилки ощущалась, но в отличие от Мелинды, принюхивающейся тоже со скривившимися от презрения губами к исходящему от Ивана табачному запаху, Вилка, сохранившая свою моральную чистоту и жизнерадостный нрав, несмотря на пережитые ею в разные годы бесчисленные обиды от людей, все же лизнула Ивану руку; она как была доверчивой, такой и осталась. Уж сколько раз Король предупреждал ее, что поплатится она когда-нибудь за это. До нее не доходило. Что с нее возьмешь? Собака есть собака.
Итак, инструменты…
Для Алфреда?..
Кто бы мог в этом усомниться!
А резиновые сапоги? Тому, кто намеревается жить весною в лесу, они необходимы. А есть ли они на Сааре? Как не быть, ведь Алфред и всю обувь из небесно-синего дома сюда, в старый амбар, перевез. Топоры, пилы, крупные гвозди — все это в лесу надо. Старых одеял на хуторе достаточно, но, к сожалению, все сразу не унести, надо прийти раза два, причем так, чтобы население на Сааре не имело основания проявить излишнее любопытство. Резиновые сапоги подобрали и Ивану.
А табачок? Табачку на Сааре не водилось. Маленькому Ивану он крайне необходим, запасы из немецкого склада остались на Кривой улице, в ателье. К великому удивлению Короля, старый Вагнер, оказывается, великодушно делился табачком, когда Иван бывал у них. Но теперь…
Королю вспомнилось: в амбаре на Кури-Мури на протянутой по стене веревке висели кипы табачных листьев. Когда он их впервые увидел, то очень удивился: в доме некурящие женщины, а табак выращивается. С другой стороны, табак во время войны везде ценился высоко, почему бы и не выращивать!
Старая Хильда, кажется, тогда объяснила, что табак у нее в амбаре для отпугивания моли. Король в моли не разбирался. Теперь у него возникла мысль, что моль молью, но если, к примеру, человек курящий, а у него нет табака, если он к тому же у Хильды работал, а заработанное еще не брал, то можно рассчитывать, что Хильда даст Ивану табачка хотя бы потому, что он полуверник. Но это планы ближайшего будущего, в сию же минуту Короля занимала забота иная: как раздобыть хлеба? И может, кому-то на Сааре все же придет в голову накормить их?
Обычно, когда он здесь бывал, Манчита или Мелинда предлагали: «Не хочешь ли чего-нибудь поесть?» Чаще других этим отличался дед Юхан — просто ставил на стол миску с неизменной своей едой, салакой. Король понимал: это самое щедрое угощение.
В тот же день все словно забыли о таком пустяке, никого не заботило, хочет ли он поесть. Возможно, тому виной Иван: чужой мальчик и несет от него смолою. Деда не было, у него в Звенинога среди соседей имелись и свои личные друзья, с которыми вместе ходили в молельный дом и поднимали, обрабатывали когда-то свои земли. Манчита с Мелиндой оказались невероятно занятыми, обе бегали по хозяйству и не замечали вопрошающих глаз Короля. Что оставалось Его Величеству в такой ситуации?
Очень просто — взять все нужное и запихать в мешок. Напихал инструменты, сапоги, гвозди в один из рюкзаков Алфреда, с другим отправился в чулан, где обычно в день выпечки укладывались хлеба. И слава Богу, что их голодное присутствие женщинами игнорировалось до такой степени, что стали они словно невидимками.
Хлеб обычно выпекали для всех на всю неделю — большие хлеба буханок двадцать. Теперь, конечной хлеб делили так, чтобы всем поровну вышло. Короли знал: в чулане для каждой пары жильцов отдельная полка, а какая кому принадлежала?.. Чтобы никого не обидеть, брал со всех полок по буханке — итого три, на первое время хватит.
И друзья отправились обосновывать свою колонию в лесу Смолоспуска. Женщины Сааре были так заняты, что не нашли даже времени пожелать им доброго пути. Единственно Вилка попрощалась с ними, вежливо подав руку, которую людьми принято называть лапою.
Едва они поравнялись с хутором Нуки, из ворот вышел Элмар, за поясом топор. Бывшие однокашники поздоровались, Король познакомил Ивана со своим старым тренером по боксу. Он оценил, что на Элмара национальность Ивана не произвела никакого впечатления. Элмар тоже направлялся в лес искать чудищ. Он пока не занимался воронами, а собирал причудливой формы сучки, коряги, пеньки, корни — он называл их чудищами.
Вороны были заброшены не насовсем. Относительно этих пернатых Элмар много мог рассказать. Он поведал, что в прошлую весну достиг значительных результатов в опытах, пригодных в сельском хозяйстве, в частности экспериментировал в инкубационном деле.
— Когда ворона сидит на яйцах, надо в удобное время их у нее из гнезда выйнать и подсунуть ей куриные. Вообще-то, ворона дура. Одно ейное надо оставить в гнезде… для обмана. Но, — Элмар весело захохотал, — надо самому не «ловить ворон», не прозевать, когда вынать из гнезда куриные, а то коль вылупятся цыплята, эта дура от злости их раздолбит. А ты в каком уже классе? — поинтересовался у Короля.
— Так война еще! — выпалил Король чистосердечно.
Элмар обрадовался:
— И я не хожу, — весело рассмеялся и спросил: — А куда это вы? Видели, вчера на Кангруспина шикарная авария была? Опять русаки в кювет плюхнулись. Позавчера у Рэо… Тоже грузовик военный. Перевернулся. Но этот вытащили, а на Кангруспина еще валяется.
Они пустились бегом по шоссе в сторону Кангруспина смотреть на опрокинувшийся грузовик. Королю с Иваном нелегко бежать — рюкзаки на спине подпрыгивают. Но они весело гонялись друг за другом наперегонки.
Грузовик лежал в кювете, словно жук, «лапками» кверху. Куда подевался водитель — кто ж его знает, осмотрели, потрогали то тут, то там, понюхали запахи пролитого смазочного масла, бензина и отправились дальше. Машины в кювете не в диковинку, они часто в разных местах съезжали с дороги, многие так в кюветах и оставались, помятые, искромсанные. Бывали и смертные случаи, но им еще ни разу не повезло это созерцать. Омнибусы не ходили, если не на лошадях, то единственно на попутных машинах и могли селяне добираться до города. Брали водители за это недорого: сколько давали. Шоферы совали деньги в карман не глядя. Если же кто давал лишь «спасибо» — и то ладно. Не обижались. «Будь здоров!» — и только.
Тройка во главе с вороньим специалистом шагала к повороту санной колеи, ведущей в Смолоспуск. Война не занимала их мысли, она теперь где-то далеко. Действительность ничего интересного для них в этот отрезок времени не предлагала. Они шли и, как выражался Иван, «травили» по очереди, кто что умел! Даже Элмар попробовал себя в этом жанре.
— Жил в Пекине француз, — начал он с ходу без вступления, у них, как правило, обходились всегда без вступления, — его породистая собака понравилась китайскому начальнику, и француз — черт с ней — отправил ее со слугой китайцу в подарок. Китаец прислал ему письмо: «Спасибо, но врачи запретили мне есть мясо, однако жена и дети будут рады, если вы тоже придете на ужин отведать мясо своей собаки».
Все трое от души посмеялись, собственно, не тому, что китайцы съели породистую французскую собаку, а тому, что эту историю Элмару давно рассказывал сам Король, услышавший ее от старого
