которые вы изложили мне в Блю-Ривер…
— Частично, — сказал Гант.
— В таком случае, очень сожалею, но у меня нет времени для того, чтобы выслушать вас.
— Я так и думал, что не буду встречен с распростертыми объятиями.
— Поверьте, однако, это вовсе не означает, что вы мне несимпатичны… Напротив, я нахожу, что у вас были прекрасные намерения. Вы отнеслись к Эллен, как друг, и проявили чисто юношеский энтузиазм… Но мне это причинило дополнительные страдания. Поймите сами: ворваться в мой номер так скоро после смерти Эллен… Ворошить прошлое в подобный момент… Как вы полагаете — разве мне самому не было бы легче думать, что Дороти не покончила с собой?
— Она и не покончила с собой.
— Но ее письмо… — устало произнес Кингшип.
— Две двусмысленные фразы, которые могут относиться к чему угодно… К тому же, не исключено, что ее заставили их написать… Дороти оказалась в ратуше, потому что собиралась вступить в брак. Предположение Эллен было правильно, потому ее и убили.
— Ничего подобного! — бросил Кингшип. — Это никак не связано. Вы ведь знакомы с мнением полиции.
— Взломщик!
— А почему бы и нет? Почему бы и не взломщик?
— Потому что я не верю в совпадения. В такие, по крайней мере.
— Что свидетельствует о вашей незрелости, мистер Гант.
— Оба раза действовала одна и та же личность, — уверенно провозгласил Гант после короткого молчания.
— Зачем снова перебирать все это? — грустно спросил Кингшип, обеими руками опираясь на письменный стол. — Зачем вмешиваться в жизнь других людей, если они сами об этом не просят?
Он опустил очки, полистал свои бумаги.
— А теперь, прошу вас, оставьте меня.
— У меня сейчас каникулы, — сообщил Гант, не поднимаясь с места, — и я их провожу дома в Уайт- Плейнс. Как вы считаете, стал бы я тратить время только для того, чтобы повторить уже сказанное в марте?
— В таком случае? — спросил Кингшип, утомленно глядя на собеседника.
— Сегодня утром я прочел сообщение в светской хронике «Таймс».
— Относительно моей дочери?
Гант утвердительно кивнул и вынул из кармана пачку сигарет.
— Что вы знаете о Баде Корлисе? — неожиданно спросил он.
— Что я знаю о нем? — медленно повторил Кингшип, не отрывая от него глаз. — Он скоро станет моим зятем. Что именно вы имеете в виду?
— Вам было известно, что он встречался с Эллен?
— Ну, конечно. А к чему вы клоните?
— Это длинная история, — ответил Гант, устремив на Кингшипа внимательный взгляд из-под густых светлых бровей. — И я сумею лучше рассказать ее, если вы не будете стоять надо мной, как статуя Свободы.
Кингшип сел, но руки по-прежнему держал на столе, как будто с минуты на минуту собирался встать. Гант закурил и начал свой рассказ. Его мягкий голос звучал убедительно.
— Приехав в Стоддард, — сказал он, — Эллен написала Баду Корлису письмо. Я имел возможность с ним ознакомиться, и оно поразило меня, тем более что Эллен подозревала в убийстве своей сестры похожего на меня парня. Я прочел письмо два раза и с большим вниманием, как вы, вероятно, догадываетесь.
В ночь убийства Эллен комиссар Элдор Чесер, ничего кроме фактов не признающий, спросил у меня, была ли Эллен моей возлюбленной. Думаю, что за всю его карьеру у него не появлялось более блестящей мысли, так как его вопрос напомнил мне о письме и о его адресате — Баде Корлисе.
В то время я обратил внимание только на имя — «дорогой Бад» — и на адрес на конверте: Бартон Корлис, улица Рузвельта, Колдуэлл, Висконсин. Но в письме содержались и некоторые указания, которые теперь представляются мне важными.
— Продолжайте, — попросил Кингшип, когда Гант остановился, чтобы поднести зажигалку к погасшей сигарете.
— Во-первых, — снова заговорил Гант, устраиваясь поудобнее, — Эллен писала этому Баду, что ее занятия не пострадают за время отъезда, потому что, вернувшись, она сможет воспользоваться его записями. А ведь Элен была на четвертом курсе и посещала лекции, на которые не допускаются студенты двух первых курсов. Если Бад ходил на те же лекции, значит, он учился на третьем или четвертом курсе.
Во-вторых, в своем письме Эллен намекала на образ жизни, который она вела в течение трех предыдущих лет учебы в Колдуэлле, и подчеркивала, что она очень изменилась после смерти Дороти. «Такой ты меня не знал», — писала она. Это неопровержимо доказывает, что он не был с ней тогда знаком. В этом не было бы ничего удивительного, если бы речь шла о таком большом учебном заведении, как Стоддард, но тут мы как раз подходим к моему третьему пункту.
Колдуэлл — совсем маленький университет, студентов в нем в десять раз меньше, чем в Стоддарде. Я проверил цифры еще сегодня утром: Стоддард насчитывает больше двенадцати тысяч студентов, Колдуэлл — едва ли восемьсот.
Подведем итоги. Бад, который учился, как минимум, на третьем курсе, не был до этого знаком с Эллен, и это в университете, где спорт и общественная жизнь играют очень заметную роль. Единственным объяснением, на мой взгляд, может служить следующий факт (в марте он не привлек моего внимания, но теперь я придаю ему исключительное значение): Бад Корлис перевелся в Колдуэлл в сентябре 1950 года, когда Эллен перешла на четвертый курс, то есть после смерти Дороти.
Лео Кингшип нахмурил брови.
— Не вижу, почему…
— Перейдем к сегодняшнему дню, 24 декабря 1951 года, когда моя мать, да благословит ее Господь, принесла своему блудному сыну завтрак в постель, а заодно и «Нью-Йорк Таймс». И вот я прочел в светской хронике этой газеты, что мисс Мэрион Кингшип выходит замуж за мистера Бартона Корлиса. Вообразите мое изумление! А я ведь не только наделен ненасытным любопытством, но еще и обладаю извращенным воображением. Как мне кажется, все указывает на то, что новобранец торгового отдела медеплавильной компании Кингшип твердо вознамерился приобщиться к ее доходам.
— Но, мистер Гант…
— После смерти первой из двух загадочно погибших сестер, Корлис сразу переносит свое внимание на вторую. Вот почему в сентябре 1950 года мистер Бад Корлис торопится перевестись в Колдуэлл… Две из трех, это неплохо, но три из трех еще лучше.
Кингшип встал, продолжая смотреть на Ганта, который взял со стола принесенный им толстый справочник в синем переплете, открыл его на отмеченной закладкой странице и, указывая пальцем на маленькую, не больше почтовой марки, фотографию, произнес: «Корлис Бартон (Бад), Менасет, Массачусетс, литературный факультет».
Кингшип снова сел. Он посмотрел на фотографию, потом на Ганта. Тот перевернул несколько страниц и показал ему такую же миниатюрную фотографию Дороти. Кингшип посмотрел и на нее, потом обратил к Ганту вопросительный взгляд.
— Мне это показалось странным и я счел своим долгом проинформировать вас.
— Зачем? — сурово спросил Кингшип. — Что вы пытаетесь доказать?
— Разрешите задать вам один вопрос, мистер Кингшип, прежде, чем я отвечу на ваш?
— Прошу вас.
— Он при вас никогда не упоминал о том, что учился в Стоддарде?
— Нет. Но мы никогда и не говорили на эту тему. Вероятно, он сказал Мэрион. Да, Мэрион должна знать.
