— Не вини себя, — произнес Энди. — Вина моя и только моя.
— Запомни, Энди, никогда — ты слышишь, никогда! — не вздумай повторить того, что было.
— Клянусь, это никогда больше не повторится. Она сделала глубокий вдох и сказала:
— А теперь я пошла. Спокойной ночи. Ты когда уезжаешь?
— Завтра рано утром. Джо отвезет меня в аэропорт. Но он остается здесь, чтобы всегда быть у тебя на подхвате. При нужде не стесняйся обращаться к нему. И все остальные мои сотрудники будут с охотой выполнять любую твою волю. Номер телефона, по которому ты в любой момент можешь связаться со мной, я тебе уже дал.
Они пошли к лифту. Розмари по пути взяла с дивана свое пальто.
— Спасибо тебе за все, — сказала она, останавливаясь у лифта. — Счастливого путешествия.
— Тебе тоже. Ведь ты поедешь?
— Возможно.
Затем, робко покосившись на сына, она прибавила:
— Помни, я люблю тебя.
— И я тебя. Надеюсь, ты не будешь держать зла.
— Знаешь, я бы предпочла обычный лифт.
— Поезжай лучше на этом. А на первом этаже пересядешь на обычный и поднимешься на свой седьмой. Поверь мне, так будет вдвое быстрее.
— Может, и быстрее, — проворчала Розмари. — Да только у меня морская болезнь от этой штуковины.
И тем не менее Розмари нажала кнопку на стене. Створки разошлись, и она вошла в кабинку, которая сейчас напомнила ей купе пульмановского вагона.
Она повернулась, помахала 'сыну рукой на прощание. Он послал ей воздушный поцелуй.
Створки сомкнулись.
Розмари хотела было нажать кнопку первого этажа, но вместо этого коснулась кнопки «Открыть дверь».
Энди, успевший сделать несколько шагов в глубину студии, повернулся на звук — удивленно вскидывая брови.
— Свечи, — пояснила она. — Ты забыл рассказать.
— А-а! — протянул Энди и с улыбкой пожал плечами. — Это так, одна задумка. Мы собираемся зажжением свечей встретить приход двухтысячного года. На мой вкус, идея пошловатая и детская, но людям она очень нравится. Против только кучка ярых атеистов. Предполагается, что каждый человек встретит двухтысячный год с зажженной свечой в руке. Даже основная масса атеистов не имеет ничего против. Как говорится, велико ли дело свечку зажечь? Тут и копья не из-за чего ломать. Все мы Божьи Дети — не зря мы именно это название выбрали для своей организации, — поэтому будет очень мило встретить новый, двухтысячный год одной семьей на всей планете.
Услышанное так поразило Розмари, что она даже из лифта вышла.
— Ты хочешь сказать, что все люди, по всей стране, одновременно зажгут свечи?
— Бери шире — по всему миру! За вычетом разве что горстки бушменов и самых диких папуасов, если таковые где-то остались. На улицах, в парках, в домах и в магазинах, в школах и в церквах, а также в мечетях и синагогах и даже в борделях — везде, абсолютно везде, где есть люди, будут зажжены свечи. Зажжены разом, в одну и ту же минуту, а именно в первую минуту нового, двухтысячного года. В первую минуту по Гринвичу. То есть здесь, в Нью-Йорке, это будет семь вечера, в Лондоне — полночь, в Москве — раннее утро… Это призвано символизировать, как говорится в нашем рекламном ролике, «единство обновленного и воспрянувшего к свету человечества».
Розмари широко открытыми глазами смотрела на сына. Он стоял прямо на фоне звездного неба — и вдруг показался ей чудесной, сказочной фигурой. У нее дыхание перехватило.
— Энди! — воскликнула она. — Как у тебя язык повернулся назвать эту идею пошлой и ребяческой! Это замечательная, это потрясающая идея!
Ноги сами понесли ее к нему.
— О, это будет удивительное зрелище! Миллиард огоньков по всей планете!..
За ее спиной с легким хлопком закрылась дверь лифта.
Энди рассмеялся, довольный ее очевидным энтузиазмом.
— Не один, а целых восемь миллиардов огоньков, — сказал он. — И сами по себе свечи будут прелестными — небесно-голубая макушка с желтой сердцевиной. Сверху они будут напоминать символику «Божьих Детей» — солнце на голубом фоне.
— О, так это будут особые свечи? — воскликнула Розмари.
— Ну да, — кивнул Энди. — Примерно вот в таком стеклянном сосуде. — Он показал руками размер высокого стакана для коктейлей. — Мы выпускаем их уже в течение целого года. Огромный проект — четырнадцать заводов в Японии и в Корее. Работают в три смены без выходных.
— Ах, Энди! Это… это… потрясающе!!! — в восхищении выдохнула Розмари, роняя на пол свое пальто и зачарованно двигаясь по направлению к сыну. — Это бесподобная мысль! И кому первому она пришла в голову?
Он лукаво фыркнул и, улыбаясь во весь рот, сказал:
— А ты угадай с трех раз.
Розмари обняла его и с чувством поцеловала в щеку:
— Ах ты, мой ангел! Какой же ты молодец! Как это чудесно! Благодаря твоей выдумке приход нового тысячелетия станет по-настоящему запоминающимся для всего человечества!
— Стараемся, стараемся, — промолвил Энди, с деланной скромностью потупляя глаза. С лукавым смехом он добавил:
— Моей была только общая идея, детали додумали сотрудники.
— Роскошная идея! Роскошная! — продолжала исступленно твердить Розмари, снова и снова обнимая сына и целуя его в маковку головы. — Я так горда тобой, так горда!
— Ты меня затискала! — с хохотом закричал Энди. — Если хочешь, чтобы я вел себя прилично…
Она ойкнула, шарахнулась от него — потом улыбнулась, в последний раз клюнула в щеку, подхватила свое пальто с пола и направилась обратно к лифту.
— Желаю тебе приятного-приятного путешествия, дорогой, — сказала она. — И возвращайся домой поскорее — я буду безумно скучать по тебе.
— Я тоже, мамочка.
Она опять залюбовалась его фигурой на фоне звездного неба. Ангел, настоящий ангел!
В лифт Розмари входила почти пятясь — до последнего мгновения жадно вбирая в свою память чудесную картину: ее сын на черном бархате, усеянном россыпью бриллиантов.
Но вот створки закрылись, и чудо-техника повлекла ее вниз с чудовищным ускорением.
Какая красивая, какая дивная задумка! Все и каждый, все цивилизованное человечество зажжет голубые свечи с желтой серединкой в первую минуту двухтысячного года! И это будут цвета «Божьих Детей». Какой праздник! Какое торжество!
Жаль, что несколько упрямых дураков не примут участия в божественном спектакле, но это их личное дело — Энди сам признает, что это их право. Упрямцев можно только пожалеть.
Но какой же он чудесный! Воистину ангел! Да-да, сущий ангел! Нет ничего удивительного в том, что весь мир обожает ее Энди!
Истинно, истинно сказать: где и когда и какая мать была бы так горда своим сыном, и горда законно?
Только Мария, ответила она сама себе, летя вниз со скоростью две тысячи футов в минуту, только дева Мария.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Глава 7
С поездкой в Омаху она решила обождать до Нового года. Все пять сестер и братьев были старше Роз-мари, и до этого дня дожили только трое: сестра и два брата. С каждым Розмари дважды переговорила по телефону: в первый раз как Рип Ван Рози, а во второй — как Мама Энди. Кажется, в сумме
