называется, красота в простоте; серебро высокой пробы сверкало в пастельных лучах шести или семи юпитеров, направленных на скатерть цвета зеленого леса.
Во главе стола сидел Энди. Прислуживала Диана в фиолетовой сутане. С ее взъерошенных темных (недавно перекрасилась) волос свалился капюшон; раскрасневшаяся в танце, она выглядела сногсшибательно. Очевидно, вполне оправилась от приступа пояснично-крестцового радикулита. Серебряным черпаком Диана разложила взбитые сливки по серебряным кубкам. Тем временем кругом непринужденно ходили и болтали, все капюшоны были откинуты. Краснощекий Хэнк сидел в инвалидном кресле и смеялся, внимая Уильяму; оба держали серебряные кубки.
Розмари притаилась почти в кромешной тьме на верхней ступеньке амфитеатра. Капюшон она не снимала, хотя в нем, пожалуй, не было нужды. С тех пор как кончился танец и Энди отвел ее сюда, никто на нее даже не взглянул. Они ели вдвоем, тарелки принес Энди. Оба проголодались — все-таки за весь день крошки не было во рту, сандвич с пастрами не в счет.
Потом Энди горным козлом взбежал по ступенькам с добавкой — в руках по кубку, весь черен на фоне огней рампы. Впрочем, Розмари на него не смотрела.
Он подал матери серебряный кубок, сел на ступеньку несколькими футами ниже, поближе к середине дуги, подобрал подол сутаны.
— Если хочешь, сними капюшон. Ты почти невидима, да и все равно они знают. Никто не поверит, что я могу так сразу привести сюда новую приятельницу, а значит, кто остается? Ванесса уже догадалась.
Розмари сняла капюшон, поправила прическу.
— И как реагируют?
— Рады, что ты здесь. И понимают нежелание втягиваться. Надеются, что ты еще с нами станцуешь, ну а на нет и суда не нет.
Она глотнула коктейля.
— И когда будет этот танец? Сегодня или в следующий раз?
— Сегодня, — ответил Энди. — Еще два или три. Но другие. Побыстрее. — Он поднес кубок ко рту. — Если устала, могу предложить таблетку.
— Нет-нет, я в полном порядке.
— Да это безвредно! Я внизу купил, у Эла.
— Не надо, все хорошо. Второе дыхание.
— Энди! — На краю сцены стояла Сэнди, глядела вверх, на них. — Можно тебя на минутку? — В ее голосе звучало недовольство.
Он застонал, поставил кубок, поднялся.
— Надеюсь, только на минутку. — Придерживая подол, он поскакал вниз.
Розмари встала, оправила шелковую сутану, подобрала подол, села поудобнее на ковер и к ковру же прислонилась спиной. Затем взяла кубок, пригубила. Энди на неярко освещенной сцене внимал спору Сэнди и Дианы. Потом обнял за плечи обеих, направился к противоположному краю сцены и вышел вслед за ними в дверь, что вела к офисам и кладовым.
Розмари поглощала густой, сладкий, пряный, сдобренный таннисом коктейль, поглощала мерцающую старо-новую музыку, от которой по всему телу шел зуд, поглощала букет первобытного друидского леса… Юпитеры погасли, когда двое в темных сутанах — Кевин и Крейг — подняли стол с чашей для пунша, красивой серебряной чашей — кстати, чьей, Дианиной или бэдэшной? — и перенесли в угол. Расчистили сцену для следующего танца. Для другого, побыстрее…
Очень хорошо сказал Джимми Дюран: «С тобой когда-нибудь бывало, чтобы хотелось уйти, и при этом хотелось остаться?'
Вспомнив его, Розмари хихикнула.
Кайф. «Ты под кайфом». Правда, под легким. Ром? Или водка? Или что там добавили в коктейль? А может, дело в таннисе — он ведь и в питье, и в воздухе. Она уже почти не чувствовала запаха, но по углам сцены курился дымок над жаровнями, его завитки поднимались в снопах пастельного света. Красота…
Как в тот раз, когда они с Ги разожгли кадило. Да, тогда у нее были точно такие же ощущения — сверхчистое звучание музыки, невероятный зуд по всему телу, которое чувствует шелк и сквозь него — ковер. Но в этот раз ее ум абсолютно ясен, отточен, как сапожный гвоздь.
Двумя ступеньками ниже остановился темный восходитель. Низкий поклон.
— Розмари, прошу прощения. — Юрико. — Я так счастлив видеть вас здесь. Пока Энди нет, можно с вами поговорить?
Розмари выпрямила спину, поставила кубок и улыбнулась:
— Ну конечно, Юрико. Пожалуйста, садитесь. — Она прикрыла ноги подолом сутаны. — Я сама надеялась, что у нас будет возможность побеседовать.
— Спасибо, я тоже надеялся. — Он уселся на ступеньку сразу под Розмари, несколькими футами левее, острые скулы и подбородок заблестели в огнях сцены.
Потрясающе красив. Сорок девять, разведен, двое женатых детей. Об этом Розмари узнала от Джуди на следующий день после импровизированной вечеринки в офисе у Энди.
Не так давно (или это заблуждение?) она смотрела фильм «Хиросима, моя любовь». Герой фильма — тоже архитектор. Именно Юрико построил этот амфитеатр; он курирует строительство всех объектов «БД» в мире и возглавляет собственную фирму. В своем ремесле он считается профессионалом высочайшего класса.
— Как успехи с освоением компьютера?
— Это у меня в планах на будущий год, — ответила Розмари. — Первым номером в списке.
— А в моем списке только один пункт, — произнес он. — Нажать на тормоз. В будущем году мне пятьдесят исполнится. Наводит на мысли, верно? У «БД» нет для меня многообещающих проектов, вдобавок я предусмотрительно подыскал способных помощников. Поэтому решил на время отойти от дел и нюхать розы.
— Полностью одобряю. — Розмари улыбнулась, наклонилась вперед, положила руки на колени.
— Я сегодня смотрел по телевизору «Праздничный специальный», — глядя на нее снизу вверх, продолжал Юрико. — Отрывок с Энди. Я всегда так делаю, хотя есть записи; как-то все иначе, правда? И знаете, у меня только усилилось чувство, будто он и впрямь небожитель, хоть и прикидывается простым смертным. И конечно, от того, что мы этой ночью здесь, с ним, ощущение только крепнет. Чего бы я для него не сделал! — Он глубоко вздохнул. — Уверен, что его причислят к лику святых. Думаю, Зажжение станет переломным событием в истории человечества, и при этом — величественным произведением искусства, самым грандиозным в силу своей мимолетности.
— Юрико, я чувствую то же самое. — Розмари наклонилась еще ближе к нему. — И говорила об этом Энди. Я так рада, что вы со мной согласны.
— Увидев сегодня здесь вас, — произнес он, — я еще больше уверовал, что он, да и вы истинные святые. Я это говорю от чистого сердца. Да разве простой смертный мог бы привести сюда родную мать? — Юрико повел рукой вокруг. — Да разве мать простого смертного смогла бы это понять? — Он ослепительно улыбнулся. — Вы обрастаете мифами. Вам, должно быть, это кажется несусветной чепухой?
Розмари тоже улыбнулась. И тоже ослепительно.
— Да.
— Наверное, за нас говорит таннис, — улыбаясь, произнес Юрико.
— Таннис? — переспросила она.
— Благовоние. — Он указал на жаровню. — Добывается из листьев египетского растения, родственника индийской конопли.
— Так и думала, что я маленько под кайфом.
— Все мы чуть-чуть под кайфом, — пожал плечами Юрико. — Но и на трезвую голову я скажу, что для меня вы — небожительница, потому я и сел ниже вас. У ваших ног. — Голова с шевелюрой цвета воронова крыла почтительно склонилась.
От изумления Розмари открыла рот — Юрико целовал ей ноги. С ней это случилось впервые в жизни. И было довольно приятно.
Юрико встал, улыбаясь, протянул руку:
— Пойдемте танцевать. На этот раз будет весело.
