– Ну, Тихона Хренникова. А что?
– Нет, серьезно, у него такая фамилия? – заржал Илья.
– Ты дурень! Это ж известный композитор! Столько всего прекрасного сочинил! «Руслан и Людмила»[4], «Лебединое озеро»…[5]
– А-а… «Лебединое озеро» я люблю. Но фамилия, согласись…
– Соглашаюсь. Фамилия звучит как эвфемизм.
– Как что?
– О господи, с каким непроходимым тупицей я связался! – сокрушенно воскликнул Валдаев. – Эвфемизм – замена грубого или непристойного выражения более мягким.
Минуты три Илья молчал. Усиленно превращал фамилию великого композитора, сочинившего, по утверждению Валдаева, «Лебединое озеро», из эвфемизированной в первозданную.
– Лицо попроще сделай, – вздохнул Валдаев. – Итак, Матвей Силютин. Подвергался моральным преследованиям со стороны Инги и жутко ее ненавидел.
– Откуда ты знаешь?
– Агнессочка нашептала на ухо. У Силютина был с Ингой кратковременный роман, а попросту – секс, и с тех пор девица трубит на каждом углу, что механизмом Силютина только муравьиху и удовлетворять.
– В смысле?
– Размерчик маловат.
– Неужели до такой степени?!
– В том-то и проблема, что Силютин не в силах доказать обратное. Не будет же он носиться голым по офису?
– Он и убил, – решил Илья.
– Думаешь?
– Конечно! Разве можно так позорить мужика?
– М-да… Номер четвертый. Агнесса Михайловна Гайдук, сорока шести лет. Руководитель финансового отдела. Соблазнительная, пикантно целлюлитная толстуха. Старовата, конечно. Нормально соображает, только когда дело касается бухгалтерских выкладок. В остальном – простодушна, как самка дикобраза.
– А не слишком ли ты критичен к людям?
– Нет. К Инге Агнесса Михайловна никаких претензий не имела. По крайней мере, так утверждает народная молва. Номер пятый. Софья Андреевна Орешкина, двадцати семи лет. Очаровательная голубоглазая кошечка, подзадержавшаяся в детстве. Или искусно исполняющая роль младенца.
– Милая, – улыбнулся Здоровякин. – И добрая.
– Стоп, машина! – заорал Валдаев. – Не милая и не добрая! Не смей нежно отзываться о девушке, которую зовут иначе, нежели Маша Здоровякина. Четыре года назад я прокололся, подпустив к тебе Настасью. А теперь – не выйдет!
– Да я просто…
– Знаем мы вас, извращенцев! – грохотал на весь берег Валдаев. – Жены мало! Сонечку подавай!
– Да не нужна мне Сонечка!
– А что ты облизываешься?!
– Я… я не облизываюсь! Я, между прочим, целый месяц без секса!
– Опять? – утих Валдаев. – О-о…
Александр посмотрел на друга сочувственно, так, словно у Илюши была последняя стадия рака.
– У вас снова проблемы?
– У нас снова двойня! Если ты, конечно, заметил!
– Не заметить это способен разве что Стиви Уандер. Ладно, прости. Думал, ты подбиваешь клинья к Софье. Давай продолжим. Софья. Из всей компании она единственная по-доброму отзывается об Инге. Полагаю, она испытывает к начальнице сложные чувства – восхищение вперемешку с завистью. Постоянно твердит об американской школе рекламного бизнеса, где Инга овладела невероятными знаниями.
– Инга на самом деле училась в Штатах?
– В Лос-Анджелесе.
– Подумать только.
Илья помрачнел.
– Черт, угораздило нас сюда приплыть! Что-то мне подсказывает, лос-анджелесский диплом Инге больше никогда не пригодится. Как некстати мы здесь появились!
– Ты и виноват! Затеял драку, морду мне расквасил из-за каких-то звездочек! И весла утопил!
Илья не снизошел до ответа. Он сверху посмотрел на ничтожное пресмыкающееся (любимого друга) – и промолчал.
– Кстати, я вспомнил. На Саманкуль должна была ехать не Сонечка, а креативный директор агентства Павел Романович Цалер. Он отказался.
– Реактивный директор? – задумался Илья. – У него что, реактивный двигатель? И куда, извините, этот двигатель вставлен?
– Нет, ты лучше и дальше молчи, – попросил Валдаев. – Просто не говори ничего…
Ольга Валентиновна вышла из дому на лужайку и устало опустилась в один из шезлонгов. Она замерла. На берегу маячили тени, неясные и призрачные в ранних сумерках. Прохладный воздух был восхитителен. Над озером сияла алмазным блеском первая звезда. Великолепие и торжественность природы разительно контрастировали с мелкой возней существ, населявших этот райский уголок.
Но одиночество Ольги Валентиновны длилось недолго. Громогласные Валдаев и Здоровякин бесцеремонно нарушили ее уединение.
– А давайте-ка, дорогая Ольга Валентиновна, составим психологические портреты сотрудников «Кенгуру», – предложил Валдаев.
Он был счастлив обнаружить в шезлонге – какая удача! – свою пассию.
– Не буду, – коротко ответила Ольга.
– Почему? – изумился Валдаев. – Мы ведь пытаемся расследовать убийство!
– Какое убийство?
– Инги Сошенко.
– Вы видели труп?
– Нет, но…
– Вы лучше меня знаете, что, пока не найдено тело, речь будет идти не об убийстве, а об исчезновении.
– Верно, – подтвердил Здоровякин. – Уже легче.
– А чтобы исчезнуть, Инге не обязательно было превращаться в труп. И стоит огород городить? Составлять психологические портреты? Строить гипотезы? Зачем?
– Угу, – кивнул Илья. – Точно. И вообще… Не наша территория. У меня своих дел хватает.
Обескураженный Валдаев опустился в соседний шезлонг.
– Какая вы, однако, суровая, – игриво пожурил он Ольгу Валентиновну.
– Просто я устала, – ровным голосом ответила психолог.
В сумерках не было видно выражения ее лица. Смотрела ли она на Валдаева враждебно, как человек, мечтавший побыть в одиночестве и лишенный этого драгоценного права? Или заинтересованно – чувствуя власть над капитаном?
Темная непонятная фигура, грузно шлепая, проследовала к коттеджу со стороны озера. Это фыркающее нечто так бы и не удалось идентифицировать, но на крыше коттеджа вспыхнул яркий прожектор и осветил лужайку резким белым светом.
Удивленная троица обнаружила перед собой совершенно мокрую Агнессу Михайловну. Дама была облеплена тканью, на ее лице блестели капли, с ушей свисали водоросли.
– Вот ведь… – филином проухала Агнесса, утираясь. Она безуспешно попыталась взбить прическу.
– Агнесса Михайловна! – изумленным хором воскликнули сыщики и психолог.
– А что? – заняла оборонительную позицию бухгалтерша. – Вдруг захотелось искупаться! Когда еще удастся!
У прелестной купальщицы зуб на зуб не попадал. Ее трясло, губы посинели от холода.
