мама.
«А ведь я действительно гожусь ему в мамаши!» – пронзила меня жуткая, невыносимая мысль. И именно в этот момент я четко осознала, как долго живу на земле…
Отвратительное открытие.
Стоило мне поравняться с блестящим «пежо», как малыш истошно засигналил. Неужели я ему что-то отдавила?! Или ненароком забрызгала грязью, пру ведь напролом, не разбирая дороги. Потому что вся в себе. А лучше бы – в мехах и бриллиантах.
Окно автомобиля опустилось, и я увидела Милу. Она подавала мне знаки, как опытный семафорщик.
– Ты испачкалась. Привет.
– Где? А, точно. Ну надо же, плащ измазала. Спасала тут от гибели одного парнишку и вся обляпалась.
– Ты еще и парнишек от гибели спасаешь, – заметила Мила таким тоном, словно всегда восхищалась моей многоплановостью и вездесущностью. Она выбралась из «пежо» с коробкой салфеток и принялась меня чистить. – Ты – натуральная хрюша. Дался тебе этот парнишка. Повернись. Вот, уже нормально.
– Спасибо, дорогая!
Я едва не рыдала от благодарности. Доброта Милы сравнима с безбрежным океаном. Вы только посмотрите: изящная девица, одетая в роскошную меховую куртку, чистит, как лошадку в стойле, экс- одноклассницу. Последняя, заметьте, облачена почти в лохмотья (иначе и не скажешь о плаще, прослужившем хозяйке целых три года!).
– У меня обед двадцать две минуты.
– Почему не тридцать?
– Восемь я истратила на тебя. Составишь компанию? Тут рядом «Пицца-рум».
Боюсь, в летописи наших с Милой встреч будут фигурировать сплошь гастрономические заведения. «Пицца-рум» – уже третье.
В пиццерии сияло солнце, проникающее сквозь огромные окна, и витали восхитительные ароматы.
Заказ мы прождали недолго – всего пять минут.
– Значит, пиццу они не готовили. А просто подогрели в микроволновке, – желчно заметила Мила.
– Если бы они прямо сейчас начали выращивать помидоры и откармливать поросенка, ты и вовсе осталась бы без обеда.
Но пицца отнюдь не выглядела вчерашней. Она лежала на плоском деревянном круге – сочная, аппетитная, с пылу с жару. Розовые полоски ветчины и нарезанные грибы проглядывали сквозь золотистую пленку расплавленного сыра.
– Как вкусно! – прошамкала Мила. – Нет, не из микроволновки, я ошиблась!
Из ее рта к куску пиццы тянулись нити горячего сыра. Мила пыталась сохранить элегантность, но это удавалось ей с трудом. Пицца и спагетти предназначены для трапез с любимыми – теми, кто не осудит за ломтик помидора, прилипший к подбородку, и за макаронину, всасываемую со звуком работающего реактивного двигателя.
А Юля Бронникова – натура увлекающаяся – через минуту вся покрылась кусочками ветчины и оливками.
– У тебя неприятности? – с подозрением спросила Мила.
– С чего ты решила?
– Ты топала по улице с таким видом… Словно шла на эшафот и тебя подгоняли в спину прикладами.
– Неужели?!
Выходит, я ошибочно считала себя человеком, полностью владеющим собой. Лицо мне неподконтрольно – стоит отвлечься на минуту, оно сразу же принимается корчить рожи. В то время как я всегда пытаюсь навязать физиономии выражение стабильной удовлетворенности. Мол, все о’кей, ребята! Полный порядок!
Отодвинув в сторону пиццу, я вдруг сбивчиво и взволнованно выложила Миле подробности последних дней. Нарушила Золотое Правило Приятного Человека: не грузить собеседника личными проблемами. Приступ откровенности застиг меня врасплох, я лепетала, жаловалась, стонала, не в силах остановиться. Но почему? Наверное, Мила выглядела столь успешной во всеоружии своего нынешнего положения. А я была растеряна и беспомощна.
Еще семь минут Милиного обеда растворились в прошлом. Мила внимательно выслушала мою исповедь.
– Ты расшифровала надпись на стене?
– Нет!
– Почему?
– Как почему?! А если я не сильна в криптографии? Да я элементарно не представляю, что она обозначает!
Я нарисовала на салфетке копию наскального рисунка, оставленного в моей квартире злоумышленником. Мила несколько секунд молча вертела салфетку.
– Давай думай, – безапелляционно приказала она. – Сообщение оставили не мне, а тебе. И для тебя в нем нет тайны. Напряги мозги!
Но последний потенциал извилин я истратила на цветистые описания салонов «Таунхаус». На что расходуются талант и молодость! Теперь в голове зияла черная дыра. Как после осколочного ранения.
– А у тебя нет каких-нибудь идей?
– Ну… – Мила сморщила носик. – Три шестерки – число дьявола.
– Гениальное замечание.
– Больше мне сказать нечего. Юля, думаю, ты недостаточно серьезно отнеслась к произошедшему. Сконцентрируйся! Первое. Тебе необходимо расшифровать надпись. Второе. Составь список потенциальных врагов. Кто и почему вдруг тебя возненавидел. Третье. Выясни, чем чревата для тебя ненависть этого человека. Хорошо, если его угрозы – простое сотрясение воздуха. А если наоборот? Кстати, квартиру тебе уже разгромили. Ты лишилась многих полезных вещей.
– Да уж! Мой маленький любимый ноутбучек!
– Да. Но в любом случае знай – я всегда готова помочь. Любая помощь – физическая, психологическая. И разумеется, юридическая.
Мила говорила так искренне! Интересно, ее альтруизм распространяется на все человечество или только на индивидуумов, косвенно способных ускорить ее продвижение по служебной лестнице? Как-никак, я – дочь ее начальницы…
Ах нет! В глазах Милы светилось сочувствие. А я – нравственный урод. Везде подозреваю корысть.
– Мила, спасибо тебе огромное, – срывающимся голосом прошептала я. – И прости.
– За что?
– Я травила тебя в школе! Прости меня, я раскаиваюсь!
– Ты травила меня в школе?! – Изумлению Милы не было предела. – Так, вижу, последние события не только избавили тебя от способности мыслить, но и отшибли память!
– В смысле?
– В школе ты одна и относилась ко мне по-человечески!
– Я?!!!
– Ты единственная не шпыняла меня, не смеялась над моим убожеством. Юля! Опомнись!
Она серьезно? Или издевается? Хмм… Неужели? А вдруг… Вдруг я действительно слишком сурово оцениваю свои подростковые проступки? Миле видней, кто и как с ней обращался. Возможно, я не так плоха, как привыкла думать. Как внушает мне Марго…
Да нет же, нет! В школе я травила Милу наравне со всеми! Была жуткой сволочью. А Мила просто не помнит.
– И закроем тему. Пожалуйста, – попросила Мила. – Да, я, конечно, иногда мысленно возвращаюсь к
