– Антон Аркадьевич, что происходит?!
– Сюда, Юля, скорее!
Мы ввалились в кабинет, Воскресенский повернул защелку на двери, а потом, задыхаясь и зеленея, сполз на ковер и скрючился в позе эмбриона, подтянув колени к животу. Между пальцев сочилась кровь, пропитывая одежду. Я в ужасе смотрела на него, Мишутка начал тихо поскуливать мне прямо в ухо.
– Антон Аркадьевич, что случилось? Кто эти парни? Подождите, я сейчас вызову милицию и «скорую».
– Юля, – прохрипел Воскресенский, – не трать время… милицию не надо… у меня свои счеты… свои счеты с этими… мужиками… Ты… возьми кейс… видишь, на столе… лежит… Возьми его, умоляю…
Под ним на ковре расползалось темное пятно. Он хватал воздух губами и со свистом выталкивал его обратно. Я опустилась на колени рядом с Воскресенским и осторожно положила ладонь на его плечо. По телу раненого пробегали судороги, глаза закатывались.
Ребенок орал от страха, уткнувшись носом мне в шею, я крепко прижимала Мишутку к себе свободной рукой и сама еле сдерживала слезы и подступающую к горлу тошноту. Впервые у меня на глазах умирал человек, а я не знала, чем ему помочь…
– Антон Аркадьевич, миленький, – всхлипнула я, – пожалуйста… Мы сейчас что-то придумаем… Пожалуйста, не умирайте!
– Юля, открой шкаф… – с трудом прохрипел Воскресенский, – там дверь… Пройдешь в спальню… потом в коридор… потом вниз по лестнице на кухню… там черный ход… Беги к барсукам… слева от клеток… за деревьями… за деревьями калитка…
– Антон Аркадьевич, бедненький, не умирайте! Где тут у вас телефон, надо вызвать «скорую»!!! – заголосила я.
– Юля, да послушай же ты! – из последних сил прорычал Воскресенский и тут же скривился от боли. – Возьми кейс… Ты должна его передать… Это страшный человек… Он контролирует все… почти все в нашем… в нашем городе… Ты должна передать… Обещаешь?
– Антон Арка…
– Юля, обещаешь?!!
– Да!
– Я очень тебя… прошу… Если не отдашь кейс, он истребит всю мою… всю семью…
– Кто?!
– И жену, и детей… Сначала поставит… поставит на счетчик… поэтому обязательно отдай кейс… иначе включится счетчик… Ты понимаешь?.. Умоляю тебя… Там деньги, много денег… это страшный человек… он многие процессы… контролирует… отдай ему…
– Кому?!!! – заорала я.
Напуганный Мишутка вопил как резаный. За дверью на лестнице слышался топот, хлопали двери, раздавались голоса. Меня трясло от страха, Воскресенский хрипел на полу.
– Запомни код… девять… шесть… три, пять, один… ноль… семь, четыре, четыре… Запомнила? Отдай кейс…
– Девять-шесть-три-пять-один-сколько?!!!! – заорала я сквозь слезы.
Мишутка голосил в полную мощь легких, дверь кабинета содрогалась от могучих ударов.
– Девять-шесть-три-пять-один! А дальше что?!
– Юля, милая, ради всего… святого… – почти неслышно прошептал Воскресенский, – умоляю… отдай этот кейс… У тебя всего… пять дней… Но лучше… прямо сегодня… Умоляю… Жизнь моих детей… вся моя семья… ноль, семь, две четверки… Это Андрей прррххх…
– Андрей?! Какой Андрей?!! Фамилия у него какая?! Я не расслышала! Да Антон Аркадьевич же!
Воскресенский отключился, ткнувшись лицом в ковер. Я беспомощно посмотрела на его растерзанную фигуру, затем – на дверь, вздрагивающую при каждом ударе… В комнату вот-вот могли ворваться вооруженные бандиты. Размышлять было некогда, оплакивать бедного депутата – тоже.
Во-первых, я головой отвечала за ребенка и должна была вернуть его матери точно в том же состоянии, в каком получила утром. Во-вторых, умирающий Воскресенский взвалил на меня непосильную ношу: ответственность за судьбу своей семьи.
Я подскочила к столу, схватила черный чемоданчик и ринулась к шкафу. Отодвинув влево створку и внедрившись между вешалок с одеждой, я обнаружила, как и обещал депутат, еще одну дверь. Нелегко, между прочим, оперировать конечностями, на одной из которых сидит дитё весом в тонну, а другая держит увесистый чемодан! Но я справилась – открыла дверь и проникла в другую комнату.
Необходимость действовать вернула меня в чувство. Слезы высохли, тошнота отступила. Я была готова стать каскадером и совершить невероятный трюк, лишь бы выбраться из этого страшного дома.
– Малыш, прошу, замолчи, – умоляюще прошептала я ребенку, целуя его в лоб и макушку. – Если ты будешь вопить, нас в два счета вычислят плохие дяди. Поймают и надают по мордасам. Но это лучший вариант. А в худшем случае нас пристрелят, как нежелательных свидетелей. Ну уж меня – точно. Ты же не хочешь, чтобы тетю Юлю грохнули? Как ты без меня доберешься до дому, а?
Ребенок меня понял! Он замолчал. Наверное, я была убедительна.
Мысленно сверяясь с указаниями, полученными от раненого депутата, я преодолела весь путь и очутилась у черного входа. Покрутив замок, осторожно открыла дверь. За спиной, в доме, продолжали перебрасываться короткими фразами налетчики, они шумели на лестнице и на втором этаже.
Мы с младенцем выскользнули на улицу. Озираясь по сторонам, я рысцой побежала к конюшне. И уже увидела сквозь деревья спасительную калитку, как в страхе отпрянула: прямо к клеткам с барсуками направлялся один из захватчиков, огромный светловолосый парень в черной куртке. Совершив невероятное – тройной прыжок с ребенком и кейсом в руках, – я приземлилась за живой изгородью и сквозь ветки кустарника стала наблюдать за головорезом.
Он постоял немного рядом с барсуками, похлопал по решетке, сообщил животным, что они разжирели, как свиньи, а затем повернулся и направился к дому. Через минуту путь был свободен! И мы наконец-то выбрались за пределы депутатских владений.
Калитка вывела совсем на другую улицу – очевидно, параллельную той, откуда мы заезжали во двор. Я повертела головой, соображая, куда бежать. Но в тот же момент сжалась от страха, услышав за спиной скрип тормозов.
– Юля! Быстро в машину! – крикнул мне Глеб. Это были дизайнер и его канареечная «мазда».
– Я пятьсот раз тебе звонил! Почему ты не отвечала?
– Глеб, моя сумка осталась в машине! И телефон в ней.
– Ах, это он, значит, играл. А я-то подумал, у меня тут что-то сломалось – пищит и пищит!
– Не пищит. Это Моцарт, – всхлипнула я и зарыдала.
– Ну, не расстраивайся. Хорошо, не пищит, а булькает.
– Не булькает!
– Ладно, не обижайся, я не хотел обидеть твоего Моцарта! Не реагируй так нервно!
– Глеб, ты больной?! При чем здесь Моцарт! Воскресенского убили! Прямо у меня на глазах!
– Убили?! – ошарашенно повторил Глеб. – Ах, боже мой! Вот несчастье. Он был таким выгодным клиентом.
Мы выехали на шоссе и помчались в сторону города. Я судорожно давила на кнопки мобильника и захлебывалась слезами.
– Что ты делаешь?
– Звоню в милицию.
– Юля, перестань.
– ?!
