Во время воскресного завтрака отсутствовали Олег и Вадим. Странное сочетание, подумали мы. Олегу, положим, совесть не позволяет показываться нам на глаза, но почему скрывается Вадим?
Через полчаса, однако, выяснилось, что наш неугомонный шеф приготовил сюрприз похуже субботнего. После завтрака, когда я уселась в кресло и решила немного поразмышлять о том, как вернусь в Москву и возьмусь за ум: раскопаю сенсацию и напечатаю в газете классный материал, со стороны корта раздался жуткий визг.
Оказалось, Светлана пришла на корт поупражняться, мячик перелетел через стену, она отправилась его искать, но нашла кое-что покрупнее и потяжелее теннисного мячика. За бетонной стеной на дорожке, уходящей в лес, лежал лицом вниз Олег Васильевич. Его затылок и воротник спортивного костюма были залиты уже спекшейся кровью. На Олеге не было кроссовок, и из-под ярких черно-фиолетовых штанин выглядывали ослепительно белые носки.
Постояльцы гостиницы и ее персонал сбежались на Светкин звуковой сигнал со стремительностью бизоньего стада. Светлана билась в истерике. Как первооткрывательница трупа она считала своим долгом между всхлипываниями посвящать окружающих в подробности инцидента:
— Я играла… Мячик улетел… Я пошла его искать…
— Ничего себе мячик, — сказал кто-то из поваров, — он что у тебя, как кирпич весит?
— Да не-е-т, — заметила горничная, — кирпич — вот он.
Действительно, недалеко от Олега валялся кирпич. Горничная устремилась к нему.
— Не трогайте! — зло крикнул на нее Тупольский. — Не трогайте ничего руками.
Я посмотрела на Марину. Она была бледна, но, как всегда, спокойна. Даже чересчур спокойна. Она смотрела на труп своего мужа с хладнокровием патологоанатома. Меня передернуло. Если бы такое произошло с кем-то из моих близких, я бы сейчас, наверное, каталась в истерике, как Светка. Марина переводила взгляд с головы Олега на кирпич и обратно, как бы пытаясь мысленно совместить их и представить картину в динамике.
— Надо вызвать милицию, — сказал Тупольский, повернулся и ушел в гостиницу.
Я отозвала в сторону Бориса:
— Вы сегодня с утра не видели Вадима? — Нет.
— Тогда, может, нам следует пошарить по кустам, вдруг и он где-то недалеко лежит?
— Боже мой, Боже мой, что вы такое говорите?! — запричитал Борис. Какое несчастье, какое несчастье…
Ладно, толстый, успокойся, подумала я. Сам небось кирпичиком и стукнул. Куда же делся Вадим?
ВэПэ вернулся и поволок в гостиницу рыдающую Светку. Персонал еще немного потоптался вокруг трупа, разглядывая его с ужасом и любопытством.
Вскоре подъехала милиция, еще через некоторое время — следователь, или как их там называют… В общем, Алексей Степанович, невзрачный узкоплечий мужчина с большим носом, большими губами и большими ушами. Все правильно, сыщику просто необходимы хорошо развитые органы чувств. В столовой он задавал нам вопросы. Постепенно дошла очередь и до меня.
— Татьяна Максимова? А вы к журналистике не имеете отношения?
— Имею.
— Как же вы попали в эту компанию?
— Я полтора месяца проработала в фирме, президент которой сейчас соизволит лежать на дорожке с разнесенным черепом.
— Вы что, там кросс сдавали? — Где?
— На этой дорожке. Натоптано так, словно промчалось стадо мамонтов.
— Бизонов, — поправила я его. — Когда вся толпа прибежала смотреть на Олега Васильевича, я подумала: несутся, как стадо бизонов.
Или это я настолько трафаретно мыслю, или просто у следователя выстраиваются такие же ассоциативные ряды, как и у меня.
— Не могли бы вы рассказать мне, какие отношения установились между сотрудниками вашего заведения?
— Отличные. Конфликты бывают тогда, когда восьмая часть коллектива работает, а семь восьмых — пускают пузыри в трубочку. У нас работал один лишь Вячеслав Петрович Тупольский, вице-президент. Мы ему это прощали как милую слабость приятного человека. Все остальные очень мирно сосуществовали.
— Татьяна, вы знаете, как это бывает, где-то возникает конфликт, вас как журналиста приглашают в качестве третейского судьи. Вы еще никого не знаете из конфликтующих сторон, но каждый старается склонить вас на свою сторону, излагая факты в удобной для себя интерпретации.
— Совершенно верно. И много труда уходит на стряхивание лапши с ушей.
— Вот-вот. Я сейчас точно в такой же ситуации. Каждый из ваших коллег говорит лишь ту часть правды, которую считает нужной. Вы не поможете мне составить целостную картину?
Классно, меня еще ни разу не вербовали в добровольные помощники органов.
— Алексей Степанович, а у вас не возникает подозрения, что это я трудоустроила кирпич на затылке нашего президента?
— Пока нет. Да, кстати, мне говорили, что из вашей компании кто-то исчез?
— Да, наш программист Вадим. А еще кроссовки Олега.
— Вам хорошо платили?
— Отлично. Если вы думаете, что Вадим стукнул Олега кирпичом, потому что ему приглянулись его кроссовки, то вы ошибаетесь. Во-первых, Вадим нежное и утонченное создание (тут я некстати вспомнила его зверскую подачу)… э-э… мне кажется, он на такое не способен. Во-вторых, неужели владелец нового «опеля» станет охотиться за чужими кроссовками?
— А может, у него в подошве был тайник? Впрочем, ясно. Спасибо. Надеюсь, вы и в дальнейшем будете оказывать мне содействие.
Надейся, дружок. А у меня свои планы на жизнь.
Дома меня встретили соскучившийся Антрекот и тишина. Следов возвращения любимого мужчины я не обнаружила. Антрекот выгибал спину, пытался взобраться на меня с поцелуями и однозначно подмигивал в сторону холодильника. Я достала ему кильку — пусть хоть у кого-то будет праздник. И пошла звонить Эванжелине.
Она отвечала сонным голосом — спала, крыска, пока у меня тут такие события.
— Эванжелина, моего шефа укокошили, — выложила я сразу, не редактируя, не делая поправок на детскую эмоциональность и восприимчивость подруги.
— Где же ты теперь будешь работать? — сонно промяукала Эванжелина. Она, по-видимому, так и спала прямо на телефонной трубке.
— Ты, пожалуйста, просыпайся. Приходи, я все тебе расскажу.
— Ой, тут так хорошо, и вставать неохота. Он сильно пострадал, твой шеф?
— Не знаю. Кажется, у него испорчен только затылок. Но он ему больше не пригодится.
— Как же он будет теперь без затылка?
— Эванжелина, он же умер!
— Как умер? — с ужасом выдохнула анабиозница. Наконец-то она проснулась.
Мне пришлось начинать все сначала:
— Его убили. Представляешь, просыпаемся, идем на корт, а он там лежит. С разбитой головой и в белых носках. Видно, решил пробежаться, а его кирпичом и пристукнули.
— А он у вас что, всегда по утрам бегает в белых носках?
— Нет. Кроссовки, наверное, украли. Может быть, его и стукнули-то ради того, чтобы снять кроссовки. Они знаешь сколько сейчас стоят! Ладно, приходи завтра, нам есть о чем поговорить!
— Как это ужасно! Сняли кроссовки… — Эванжелина в конце концов осознала глубину трагедии. — А тут вот Катя просит сходить с ней на американскую выставку. Идти?
(Нет, не осознала.)
— Иди, ты-то здесь ни при чем, тебя теперь в прокуратуру на допросы по десять раз в сутки вызывать не будут…
