выглядела так же, как раньше рядом с Эванжелиной, — то есть никак. Судьба, видно, у меня такая. Различие было только в том, что в дуэте с Эванжелиной, несмотря на ее красоту, я все же оставалась гегемоном и всегда солировала в разговоре, а рядом с Мариной рассчитывать на свой приоритет в области умственных способностей я уже не могла. Марина была настолько же умна и образованна, насколько и красива.
Вечером я жаловалась Сергею, какая я некрасивая, худая, неяркая, дистрофик-заморыш, инкубаторская мышь, в итальянском делаю элементарные ошибки (а вот Марина не делает!), и бюст у нее на номер больше, и коленки вовнутрь не выпирают. При этих горьких ламентациях я напряженно выжидала, когда же Сергей начнет горячо убеждать меня в обратном. Но он только сказал: «Да брось ты эту Марину, если она так ущемляет твое самолюбие своей первосортностью во всех отношениях». Я вздохнула разочарованно и неудовлетворенно. Сергей великодушно добавил: «Ну, не расстраивайся, ты мне со всеми своими острыми локтями и коленками, жесткими ключицами и запястьями дороже пятнадцати мягких Марин». Исторгла все-таки признание: как, однако, мужчины скупы в проявлении нежных чувств.
В отличие от меня, Сергей за время нашей размолвки не занимался самокопанием, а втянулся в очередное расследование, которое должно было обеспечить мне новую шубу, а ему — новый автомобиль. Сергей долго и упорно не хотел говорить, в чем заключается его свежая авантюра, но я избрала тактику преследования (так ведет себя Антрекот, когда вымогает рыбу) и не отстала от Сержа до тех пор, пока он не сдался и не удовлетворил мое любопытство в обмен на клятву, что я не буду вмешиваться в мужские игры и буду держать язык за зубами. Последнее мог бы и не говорить, ведь он и так прекрасно знал, что по части хранения тайн я не уступлю сейфу с шестнадцатизначным кодом.
Так вот, сейчас Сергей занимался исследованием рынка радиоактивных элементов. Каким-то образом ему удалось записаться в гиды-телохранители (комплекция позволяет) к иностранному мафиози, который приехал в Москву с целью купить пару десятков килограммов оружейного плутония. Англичанину он выдавал себя за человека, владеющего информацией и связями в этой среде, а атомных продавцов пытался убедить, что он именно та персона, которая может регулярно поставлять выгодных покупателей. С помощью многочисленных друзей Сергей раздобыл видеокамеру, которой можно было вести скрытую съемку, — она выглядела как обыкновенная сумка с небольшими отверстиями в нижнем отделе. Все переговоры иностранного покупателя с отечественными продавцами записывались на микрокассеты.
Конструкция смотрелась крайне неустойчивой и шаткой. В любой момент моего авантюрного сожителя могли разоблачить одновременно обе стороны. Когда я на секунду представила себе, чем все это может закончиться, то едва смогла удержаться от причитаний и просьб бросить эту затею. Дала ведь слово не вмешиваться. И потом, если уговорить Сергея отказаться от чреватой огромной опасностью аферы с плутонием, он обязательно найдет себе что-нибудь другое, и, возможно, покруче.
А я, вдохновленная увлеченностью Сергея, решила, что мне надо непременно распечатать дискету, уворованную у Олега, и посмотреть повнимательнее, что там за фамилии и счета. Очевидно, можно будет извлечь из этого что-нибудь гремучее и взрывоопасное.
В середине сентября, чего я никак не ожидала, мне позвонил Алексей Степанович. Предложил встретиться. Степаныч сказал мне, что дело Дроздовцева на нуле и для него уже нашлось место на полке «безнадежных дел». Азарт, с которым они бросились отлавливать «порнографических» дельцов, плавно улетучился, так как дальше верхнего пласта расследование не пошло. Все связи и нити, уходящие вглубь, внезапно обрывались: у Степаныча сложилось впечатление, что он оказался перед мягко захлопнувшимся герметическим люком, который отрезал его от настоящих режиссеров спектакля, истинных воротил порнобизнеса.
— Видно, у них была прекрасно отрегулированная система аварийной безопасности. Сдали нам всех, кто имел неосторожность засветиться и особой ценности для организации не представлял. Олег был главным, это да, но, кроме него, ни на одну крупную фигуру мы не смогли выйти. Грешным делом, несколько раз думал на вашего Тупольского: как же так, работал с Дроздовцевым бок о бок и ничего не знал? Подозрительная неосведомленность, не младенец ведь он все-таки… Несколько раз разговаривал с ним. Но он оказался хорошим парнем… Порядочные люди сейчас редкость.
— Да, Олег подмочил нам репутацию основательно. Тупольский, наверное, должен будет несколько лет отмываться. Хотя нет, сейчас такие времена и такие дурацкие законы, что намек на связь с мафией, наоборот, заставляет многих относиться к человеку с уважением. Извращенная психология.
— Да.
И в тот же день позвонила Эванжелина. Из Калифорнии! Солнышко мое. Я прекрасно ее слышала — все подробности ее всхлипываний, рыданий, покусываний телефонной трубки отдавались в моем ухе с поразительной четкостью.
Справившись с чувствами, эмигрантка поведала, что и любви, и денег здесь оказалось больше, чем она ожидала. Магазины были роскошнее, чем можно было бы нафантазировать, люди, знающие русский, попадались гораздо чаще, и единственная проблема, с которой она столкнулась, — невозможность общения со мной. При этом заявлении гордость и осознание собственной значимости расцвели во мне буйным цветом, словно зеленые листья, вырвавшиеся из толстой почки при внезапном скачке температуры. Я взволнованно задышала: общественное признание — как это важно для меня, даже если общественность представлена в единственном лице Эванжелины.
Подруга сообщила, что Катя уже дважды сходила в школу и произвела там фурор. Преподаватели были удивлены, весь мужской состав колледжа охотился за ней в коридорах, столовой и на зеленых лужайках, так как с появлением «маленькой русской» все американские девочки, в одинаковых майках, лосинах и с нечесаной спиральной химией, претерпели резкое падение курса акций. Скромная и серьезная Катерина, ветеран республиканских олимпиад по математике, доказала империалистам, что даже в не лучший период своей истории русская земля способна рождать гениальных детей. В этом месте мы патриотично всплакнули от умиления.
Потом я в замаскированной форме рассказала американской миллионерше, что дело Олега, по словам Степаныча, «на нуле». И через пару лет можно будет возвращаться. Если, конечно, Эванжелина найдет в себе силы расстаться с бассейном, киви-ананасами, смокинговыми приемами и собственным реактивным самолетом и вернуться в грязную, заплеванную Москву, где семь месяцев в году нет горячей воды и головокружительные цены. Эванжелина сказала, что ей и тут пока нравится. С помощью кредитной карточки она сейчас ведет подготовку к свадьбе. Потом шепотом поведала, что американские мужчины, если судить по Дэниэлу, гораздо более сдержанны в постели, чем это пытаются представить режиссеры американских фильмов.
Проболтали мы примерно полчаса — интересно, на сколько уменьшился счет Дэниэла в банке? У меня появилось опасение — а вдруг этот бизнесмен, скаредный, наверное, как и все американцы, привыкший считать каждый цент и экономно расходовать даже туалетную бумагу, скажет моей дорогой Эванжелине «адье, рыбка, ты слишком дорого мне обходишься» и отправит ее посылкой обратно в Москву — в объятия правоохранительных органов?
— Эванжелиночка, умерь свой пыл, не скупай все подряд, — посоветовала я ей, прервав подробное перечисление того, что она уже успела приобрести.
— Да нет же, — беззаботно засмеялась Эванжелина в трубку, — Дэниэлу для меня ничего не жаль.
Тоже хочу в Америку, и чтобы Сергей был миллионером. И в магазины! Положив трубку, я огляделась. Комната, прежде такая родная и уютная, показалась мне после красочных Эванжелининых описаний трехэтажного особняка какой-то убогой. Shabby, как сказал бы Дэниэл. Шторы из иранского тюля на окнах — столь тщательно подобранные — безвкусными, любимая арабская кровать — плацдарм военных действий между мной и Сергеем — громоздкой, а ковер на полу — прежде мягкий и пушистый — весь в затяжках.
Досталось, как всегда это бывает, самому беззащитному.
— Антрекот, — заорала я, — а ну иди сюда!
Антрекот появился мгновенно, и на его лохматой морде читалось удивление, почему это я вопреки негласному закону вдруг решила выдать ему куриную ногу не на кухне, а прямо в спальне?
— Антрекот, — я взяла бедного кота за шкирку, — ты, блин, когда прекратишь цеплять ковер когтями?
