— Не говори пошлостей. У тебя развращенное сознание. В общем, Даша доехала до Твери и позвонила маме. А богатый художник Валера утверждает, что она к нему не приезжала и даже не звонила. Поедешь со мной в Тверь?
— А что, живописец молод и хорош собой?
— Пока не знаю. И кстати, Нина Ивановна сказала, что Даша каждую неделю, как часы, ходила в косметологию. Там я побывала. Исчезнувшая красавица не появлялась примерно полгода. И еще я нашла целлофан с миллионом одноразовых шприцев и вот это… — Я протянула Эванжелине маленький пакетик, куда заботливо ссыпала микроскопические осколки стекла из Дашиной корзины для бумаг.
— А что это? Стеклышки какие-то!
— Эванжелина, это разбитые носики ампул! Тут что-то было. Какое-то лекарство.
— Или наркотики!!! — закричала Эванжелина. — Я все поняла. Девчонка сидела на игле, запуталась, влезла в долги, и ее убили!
Я не успела последовательно разрушить стройную версию Эванжелины, так как прозвенел звонок входной двери. Антрекот сорвался с места и помчался встречать гостей, стуча маникюром по паркету. Мы переглянулись. Дело приближалось к полуночи.
Не без трепета я открыла дверь (сейчас у грабителей вошло в моду, вместо сообщения, что пришли грабить, просто стрелять по квартиросъемщикам из автомата Калашникова). На пороге стоял высокий вихрастый парень лет двадцати двух, с отрешенным взглядом, в джинсах и тонком легком свитере.
— Здравствуйте, — улыбнулся он, — простите за ночное вторжение. Я Валерий. Пришел объясниться…
Эванжелина оттолкнула меня в сторону («Таня, как ты медлительна!») и широко распахнула дверь:
— Заходите, заходите, мы просто обожаем принимать юных посетителей в промежутке с одиннадцати вечера до четырех утра.
— Не желаете отбивную? — распиналась Эванжелина на кухне. — Мы как раз собирались ужинать.
(Мы уже давно поужинали бутербродами с чаем.)
В сердце мне закралось подозрение, что истощенный работой американский мужчина не в состоянии доставлять полноценные ощущения цветущей русской женщине требовательного возраста. Поэтому и находится сейчас Эванжелина на своей исторической Родине и нежно взирает на малолетнего ясноглазого художника. Сексуальная маньячка.
Мальчик не краснел и не смущался и даже не пытался остановить процесс приготовления ночного ужина. Эванжелина интенсивно разгружала холодильник, который сама же до этого набила привезенными из Штатов полуфабрикатами.
Валерий непринужденно вписался в интерьер моей полуразрушенной кухни и спокойно наблюдал за метаниями Эванжелины. Эванжелинина грудь, предусмотрительно освобожденная от бюстгальтера ввиду надвигающейся ночи, не поспевала за владелицей и волновалась под тонким атласом пеньюара при каждом прыжке Эванжелины от холодильника к плите. Антрекот, истосковавшийся по мужскому обществу, уверенно покорял крепкое джинсовое колено парня. Я отметила про себя и нежный румянец, и прекрасный разворот плеч, дорисовала рядом Дашку и получила трогательную парочку из романтической средневековой мелодрамы.
— Не надо ужина, — наконец-то подал голос нарушитель спокойствия. Давайте просто чаю попьем.
Как ни странно, это не звучало нагло. Так же не казался наглым его полный искреннего восхищения взгляд, скользивший по умытому, чистому лицу Эванжелины и ее открытой шее. Валерий, видно, совсем забыл, что пришел объясняться.
— Как бы я хотел вас нарисовать, — заговорил юный эстет, так и не отрывая глаз от моей подруги. — Но вдруг вся эта прелесть ускользнет, едва я коснусь холста кистью? Нет, конечно, лучше смотреть живьем. Если поместить вас в раму, как в музее…
— Она передвижница, — недовольно заметила я. — Ходит по улицам, чтобы побольше народу приобщилось к прекрасному…
Еще не хватало, чтобы мою Эванжелину показывали в музее, как хорька в зоопарке.
— Нина Ивановна дала мне ваш адрес. Попросила заехать и все вам рассказать.
— Наконец-то вы об этом вспомнили!
— Таня, ну что ты сердишься! — бросилась Эванжелина на защиту младенца.
— Извините меня, — легко согласился Валера, — я просто растерялся… Я ведь думал увидеть здесь какую-нибудь тетку в очках-линзах, отставную криминалистку, практикующую сбором информации о пропавших мужьях и утерянных болонках. Вошел, а здесь вы…
— Ближе к делу.
— Ну, Таня, — осуждающе посмотрела на меня Эванжелина, намекая изменить тон.
Я в очередной раз убедилась, что одним из существенных ингредиентов характера моей подруги является ее непоколебимая женственность. Даже редкие ругательства на ее устах превращаются в ласковый укор, а ругать саму Эванжелину — бесполезный номер. Она будет хлопать ресницами, безоговорочно признает свою вину и сдастся на милость победителя.
Вот и сейчас я почувствовала, что в глазах стороннего наблюдателя выгляжу турецким салатом «Дарданел», где едкий красный перец заправлен концентрированным уксусом, а Эванжелина — кроткая белая голубка с пальмовой ветвью в клюве, защитница осуждаемых.
— Извините, пожалуйста, — повторил Валерий. — В общем, мы с Дашей расстались месяц назад. Раньше мы часто проводили совместные уик-энды за городом, у нас есть под Тверью живописные места. И я бы ни за что не расстался с нею сам, но она меня оставила. Бросила.
Легкость, с которой он поведал нам о разлуке с Дашей, не сочеталась с горькой усмешкой, искривившей его губы.
— И она не звонила мне в эту субботу. И не приезжала. Я был бы счастлив, если бы это произошло. Вот и все.
Эванжелина загрустила. Не сомневаюсь, что сейчас она искренне переживала несчастную судьбу молодого человека.
— А вы не собирались пожениться?
— Я бы с удовольствием, и пару лет назад это было бы возможно, хотя ей тогда еще не исполнилось и семнадцати, а в настоящее время, после того как ее отец перешел в категорию «новых русских», это было бы откровенным мезальянсом. Она стала несколько амбициозна, я не смог бы обеспечить ее запросов. Пока я не в состоянии заработать такое дикое количество денег.
— Не понимаю. По словам Нины Ивановны, вы весьма обеспеченный человек.
— Нина Ивановна хорошо ко мне относится. Но если у Дашки хватит ума не выпрыгивать замуж за вульгарного толстосума на иномарке — а у нее хватит ума, — то я стану знаменитым и, следовательно, богатым. В свое время.
«Наивный ребенок, полный иллюзий. Жизнь тебя обломает», — донеслось из-под стола скептическое урчание Антрекота. Он уже завладел куском мяса и сейчас хрустел челюстями и ушами.
— У вас были близкие отношения? — спросила Эванжелина, и ярко вспыхнувшие щеки подсказали, что она имеет в виду. Меня повергла в шок такая вопиющая бестактность. Привыкла в своей Америке задавать прямолинейные вопросы о самом интимном.
— Нет, — ни капли не смутился Валерий, — а зачем? Нам и так было интересно вдвоем. Конечно, для тех, кому нечего сказать друг другу, секс наиболее эффективный способ убить время. Перескакивать через первую стадию сближения, когда о сексе еще не может быть и речи, — значит лишать себя самых приятных, нежных и трепетных ощущений. Даша представляется мне тугим розовым бутоном в каплях утренней росы. Она свежая, чистая, естественная, и все в ней гармонично. Вы ее видели. Она вызывает желание оберегать, а не владеть…
Ответом художнику было наше изумленное молчание. Вот, оказывается, как обстоят дела. А мы-то с Эванжелиной полагали, что молодежь, насмотревшись американских фильмов, сейчас только и занята бодрым сотрясанием родительских кроватей.
