И, наконец, еще одна женщина Цезаря была причиной недовольства римлян. В далеком Египте жила самая большая страсть Цезаря — Клеопатра. Он не забыл царицу, как большинство женщин, стремительно появлявшихся в его жизни и столь же скоро исчезавших.
Светоний свидетельствует:
Он пригласил ее в Рим и отпустил с великими почестями и богатыми дарами, позволив ей даже назвать новорожденного сына его именем. Некоторые греческие писатели сообщают, что этот сын был похож на Цезаря и лицом и осанкой.
Коль Цезарь добивался короны, то ему следовало позаботиться о наследнике. С Кальпурнией у него не было детей, но и разводиться с этой добрейшей преданной женщиной Цезарю не хотелось. И он, по словам Светония, решает проблему в собственном духе, то есть радикально.
Народный трибун Гельвий Цинна многим признавался, что у него был написан и подготовлен законопроект, который Цезарь приказал провести в его отсутствие: по этому закону Цезарю позволялось брать жен сколько угодно и каких угодно, для рождения наследников.
Иметь несколько жен считалось нормальным для македонских царей Филиппа и Александра, но в глазах римлян подобное было уж слишком.
Кровавое дело заговорщиков
Любой диктатор, правивший миллионами людей, вершивший судьбами мира, в конце жизни остается бесконечно одиноким. Александр Македонский умирал в Вавилоне, окруженный ждавшими его кончины военачальниками, которым не терпелось разорвать на части огромную империю; они так увлеклись дележом наследства царя, что даже забыли похоронить его остывшее тело. Наполеон, преданный своими маршалами, генералами и женой, провел последние дни на заброшенном острове в обществе заклятых врагов — англичан. Сталину никто не подал даже лекарства накануне смерти, чтобы облегчить страдания. Цезарь не стал исключением.
Убийство Цезаря напоминает кадры из мультфильма «Ограбление по — итальянски», когда весь город кричит, что главный герой завтра идет грабить банк. Практически весь сенат знал, что сегодня должно совершиться убийство диктатора. Все ожидали этого события, и никто не пытался его предотвратить. Удивительного в этом нет: аристократия привыкла пользоваться властью, а Цезарь не желал делиться ей ни с кем.
Один из сенаторов — Попилий Лена — решил даже развлечься в ожидании зрелища, и вдоволь поиздевался над медлительностью заговорщиков. Заговорщики заранее явились в курию Помпея, где и было назначено заседание сената.
Аппиан рассказывает:
Узнав о неблагоприятных приметах при жертвоприношениях Цезаря и об отсрочке заседания, они были весьма смущены. Когда они были в состоянии смущения, кто — то, взяв Каску за руку, сказал:
— Ты от меня, друга, скрываешь, а Брут мне донес.
И Каска, сознавая свою вину, пришел в смущение. Тот же, смеясь, продолжал:
— Откуда у тебя будут деньги, необходимые для должности эдила?
Тогда Каска пришел в себя. Бруту и Кассию, задумчиво о чем — то друг с другом договаривающимся, один из сенаторов, Попилий Лена, отозвав их в сторону, сказал, что он желает успеха тому, что они замыслили, и увещевал их торопиться, они испугались и от испуга молчали.
Нервы заговорщиков были натянуты до предела, когда на пороге курии появился Цезарь. А весельчак Попилий Лена продолжал издеваться над страхами будущих убийц.
Едва Цезарь сошел с носилок, как Лена, тот самый, который недавно пожелал успеха друзьям Кассия, пересек ему дорогу и завел с ним серьезный разговор о каком — то личном деле. При виде того, что происходило, и при длительности беседы заговорщики испугались и уже готовились даже дать друг другу знак убить самих себя, прежде чем их схватят. Но видя, что, продолжая разговор, Лена выглядит скорее просящим и умоляющим о чем — то, чем доносящим, они оправились, а когда увидели, что Лена по окончании разговора попрощался с Цезарем, снова осмелели.
При появлении Цезаря в курии весь сенат поднялся со своих мест — это было последним знаком уважения к диктатору. Враги устремились к нему со всех сторон, словно волки, почувствовавшие запах добычи.
Вот как Плутарх описывает последние мгновения жизни Цезаря:
Заговорщики, возглавляемые Брутом, разделились на две части: одни стали позади кресла Цезаря, другие вышли навстречу, чтобы вместе с Туллием Кимвром просить за его изгнанного брата; с этими просьбами заговорщики провожали Цезаря до самого кресла. Цезарь, сев в кресло, отклонил их просьбы, а когда заговорщики приступили к нему с просьбами, еще более настойчивыми, выразил каждому из них свое неудовольствие. Вдруг Туллий схватил обеими руками тогу Цезаря и начал стаскивать ее с шеи, что было знаком к нападению. Каска первым нанес удар мечом в затылок; рана эта, однако, была неглубока и не смертельна: Каска, по — видимому, вначале был смущен дерзновенностью своего ужасного поступка.
Цезарь, повернувшись, схватил и задержал меч. Почти одновременно оба закричали — раненый Цезарь по — латыни: «Негодяй, Каска, что ты делаешь?» — а Каска по — гречески, обращаясь к брату: «Брат, помоги!»
Непосвященные в заговор сенаторы, пораженные страхом, не смели ни бежать, ни защищать Цезаря, ни даже кричать. Все заговорщики, готовые к убийству, с обнаженными мечами окружили Цезаря: куда бы он ни обращал взор, он, подобно дикому зверю, окруженному ловцами, встречал удары мечей, направленных ему в лицо и в глаза, так как было условлено, что все заговорщики примут участие в убийстве и как бы вкусят жертвенной крови. Поэтому и Брут нанес Цезарю удар в пах. Некоторые писатели рассказывают, что, отбиваясь от заговорщиков, Цезарь метался и кричал, но, увидев Брута с обнаженным мечом, накинул на голову тогу и подставил себя под удары.
Согласно Светонию, у Цезаря вырвался крик удивления, когда на него кинулся Марк Брут: — И ты, дитя мое?
Удар Брута пришелся в пах: так мог бить не последовательный защитник республики, но сын, мстящий за оскорбленное достоинство матери.
И еще одна месть настигла Цезаря в минуты смерти, о чем пишет Плутарх.
Либо сами убийцы оттолкнули тело Цезаря к цоколю, на котором стояла статуя Помпея, либо оно там оказалось случайно. Цоколь был сильно забрызган кровью. Можно было подумать, что сам Помпей явился для отмщенья своему противнику, распростертому у его ног, покрытому ранами и еще содрогавшемуся.
Цезаря били долго и упорно, били наугад, не выбирая места на теле, — несостоявшийся царь получил 23 раны, но, по мнению врача Антистия, только одна из них оказалась смертельной. Огромная толпа убийц согласно договоренности должна быть повязана кровью, в результате «многие заговорщики переранили друг друга, направляя столько ударов в одно тело».
Изрезанный труп довольно долго лежал в пустой курии. Сенаторы разбежались кто куда. Наконец трое рабов, поместив тело на носилки, отнесли его домой.
